Достоинства это: Недопустимое название — Викисловарь

достоинство – это… Что такое достоинство?

достоинство — Вес, важность, значение, сила, авторитет, компетентность, престиж, величие, величавость, высота, благородство, заслуга, ценность, стоимость, добротность; превосходство, преобладание, преимущество, предпочтение, козырь, первенство, пальма… …   Словарь синонимов

Достоинство —  Достоинство  ♦ Dignité    Ценность того, что не имеет цены или количественно измеряемой стоимости; не объект желания или торговли, но объект уважения. «В царстве целей, – пишет Кант, – все имеет цену или достоинство. То, что имеет цену, может… …   Философский словарь Спонвиля

ДОСТОИНСТВО — ДОСТОИНСТВО, достоинства, ср. (книжн.). 1. Положительное качество. Главные его достоинства честность и правдивость. Его произведения отличаются большими достоинствами. 2. только ед. Необходимые моральные качества, моральная ценность человека.… …   Толковый словарь Ушакова

Достоинство — (лат. dignitas; англ. dignity; фр. dignite) 1) этическая и правовая категория, включающая осознание личностью и окружающими факта обладания совокупностью определенных моральных и интеллектуальных качеств, а также уважение этих качеств в самом… …   Энциклопедия права

ДОСТОИНСТВО — 1) морально нравственная категория, означающая уважение и самоуважение человеческой личности. Д. неотъемлемое свойство человека, принадлежащее ему независимо от того, как он сам и окружающие люди воспринимают и оценивают его личность. В… …   Юридический словарь

ДОСТОИНСТВО — ДОСТОИНСТВО, а, ср. 1. Положительное качество. В спектакле много достоинств. 2. Совокупность высоких моральных качеств, а также уважение этих качеств в самом себе. Ронять своё д. Говорить с достоинством. Чувство собственного достоинства. 3.… …   Толковый словарь Ожегова

достоинство —     ДОСТОИНСТВО1, добропорядочность, приличие     ДОСТОЙНЫЙ, добропорядочный, приличный     ДОСТОИНСТВА, устар. добродетели     ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ, совестливость, честность     ДОБРОСОВЕСТНЫЙ, совестливый, честный     ДОБРОСОВЕСТНО, совестливо,… …   Словарь-тезаурус синонимов русской речи

достоинство — • достоинство, гордость, самолюбие Стр. 0292 Стр. 0293 Стр. 0294 Стр. 0295 Стр. 0296 Стр. 0297 …   Новый объяснительный словарь синонимов русского языка

достоинство — — [А.С.Гольдберг. Англо русский энергетический словарь. 2006 г.] Тематики энергетика в целом EN merit …   Справочник технического переводчика

ДОСТОИНСТВО — личности – осознание личностью своего обществ. значения, права на обществ. уважение, основанное на признании обществом социальной ценности человека. Содержание господствующих в том или ином обществе взглядов на человеч. Д. определяется в конечном …   Философская энциклопедия

Достоинство — У этого термина существуют и другие значения, см. Достоинство (значения). Достоинство  уважение и самоуважение человеческой личности как морально нравственная категория. Из величайшей ценности человеческой жизни следует наличие достоинства у …   Википедия

Психологи рассказали, как воспитать чувство собственного достоинства

У каждого человека есть чувство собственного достоинства, разница только в том, что у всех оно разное, отметил психотерапевт Константин Ольховой. “Одним из основных определителей размера чувства достоинства может быть размер той грани, за который человек готов перейти или же не готов перейти и считает это не достойным себя. Одни считают недостойным унижать и обижать других людей, а другие полагают, что не должны считаться с мнением чужих людей”, – отметил Ольховой.

По его словам, чувство достоинства определяется воспитанием человека. У дворника чувство собственного достоинства может быть гораздо выше, чем, например, у олигарха. “Я думаю, что материальная сторона здесь играет вторичную роль. Другое дело, если человека, например, с детства воспитывали так, что чувство собственного достоинства может иметь только богатый, тогда бедность для этого человека будет иметь определяющий фактор”, – полагает эксперт.

Ольховой считает, чтобы воспитать правильное чувство собственного достоинство у человека, важно не просто любить ребенка, но и уважать его взгляды. “Слишком часто мы забываем, что ребенок – это самостоятельная личность, со своими проблемами и радостями. И чем больше мы уважаем собственных детей, тем больше у ребенка возникает чувство собственного достоинства. Если ребенок видит, что с уважением относятся к нему, к остальным людям, зачастую это формирует чувство собственного достоинства, не ущемляющее чувство других людей, а поддерживающее себя и других”, – сказал Ольховой.

Достойное воспитание

Одной из главных жизненных линий в развитии ребенка является его взаимоотношение с матерью. В этих отношениях с самого раннего детства рождается либо базовое доверие к миру, либо недоверие, считает вице-президент Российского общества психологов, академик Российской академии образования, профессор Александр Асмолов. “Любое чувство достоинства основывается на доверии к миру и вере в себя”, – сказал он.

Асмолов рекомендует всем родителям в качестве настольной книги по воспитанию детей труд Януша Корчака “Как любить ребенка”.

Он также считает, что в ребенке нужно с самого раннего детства воспитывать ответственность за те поступки, которые он совершает. “Одна любовь без порождения ответственности не приведет к формированию установок чувства собственного достоинства”, – добавил профессор.

Ребенок должен с детства учиться не только сострадать, но и учиться радоваться за окружающих людей, пояснил психолог.

“Нам известно, что дети в возрасте от 5 до 7 лет могут достаточно сопереживать другим детям, когда у них случается несчастье. Однако очень слабо дети умеют радоваться за других детей. Не случайно психологи говорят: сострадать могут люди, а порадоваться могут только ангелы”, – добавил психолог.

Независимость и самостоятельность

По мнению менеджера проектов региональной общественной организации инвалидов “Перспектива” Михаила Новикова, чувство собственного достоинства человек обретает тогда, когда чувствует себя самостоятельным и независимым.

“Инвалид не может в России в полной мере чувствовать себя самостоятельным, а ведь именно независимость – основа чувства собственного достоинства. К сожалению, в нашем обществе для людей с инвалидностью существует очень много барьеров, с которыми они постоянно вынуждены сталкиваться. Всегда нужно искать того, кто поможет: подняться по ступенькам, спуститься с бордюра, попасть в здание. Постоянно приходится искать чьей-либо помощи. И это бьет по достоинству, по самолюбию”, – считает Новиков.

С ним согласен и исполнительный директор региональной общественной организации “Центр лечебной педагогики” Николай Моржин.

“От состояния общества в целом зависит уровень собственного достоинства каждого конкретного человека. Тут уже не так важно, есть у него инвалидность или нет”, – уверен он.

Новиков добавил, что зачастую инвалиды в России теряют веру в свои силы из-за отсутствия возможности найти работу, реализовать себя.

“Важно найти свое занятие в жизни. Ничто так не поднимает чувство собственного достоинства, как возможность заработка. Когда ты можешь пригласить маму в ресторан и оплатить ужин, ты поднимаешься не только в ее глазах, но и в своих тоже”, – говорит Новиков.

Он также отметил, что развитие инклюзивного образования, когда дети-инвалиды смогут учиться вместе со своими здоровыми сверстниками, позволит детям с инвалидностью в полной мере реализовать свой потенциал. Специализированные коррекционные школы и школы-интернаты, по его словам, могут привести к подавлению чувства собственного достоинства у ребенка.

“Дети в интернате обязаны во всем слушать воспитателей, следовать распорядку, не прекословить. И что самое важное, их собственное мнение никем не воспринимается”, – уверен он.

Немаловажную роль, по его словам, в формировании личности играет и воспитание.

“Недавно стал свидетелем неприятной сцены. Мама привела сына с ДЦП на восстанавливающие занятия, и меня поразил ее разговор с ребенком. Она ему говорила: “Привыкай, нам теперь так всю жизнь ползать”… Ребенок плачет, она с ним сурова и постоянно напоминает ему об инвалидности. Это, конечно, неправильно”, – считает Новиков.

Понятие “достоинство человека” и его научно-философская сущность

В общественно-философской, политико-правовой мысли существуют такие вопросы, которые считаются “вечными проблемами”. Одной из таких общефилософский, общеисторических тем, которые присущи для всех эпох развития человечества, является проблема достоинства человека. Эта проблема имеет большое научное, практическое, социальное значение в эпоху коренных исторических поворотов, переоценки всех ценностей. По этой причине эта тема всегда занимает важное место в философии.

Достоинство человека с первого взгляда кажется простым понятием. Однако, это не так. Вереница событий далёкого и близкого прошлого, развитие философской мысли, деятельность человечества показывают что не всякое учение, государство, эпоха, человек способны осилить тяжесть данного понятия. Развитие общества и прогресс культуры невозможны, если в центре не находится полноценная человеческая личность, обладающая чувством собственного достоинства. По мнению С. А. Шаракшанэ, «Достоинство — константа бытия личности, человек не может признать свою жизнь состоявшейся, если он вынужден существовать в условиях, лишающих его чувства собственного достоинства. …Достоинство предполагает разумный образ жизни и разумный образ мыслей, а также самостоятельность, независимость, ощущение собственной значимости и самореализации». [7]

В философской литературе достоинство человека — это философское понятие, выражающее позитивное значение личности, его социальной деятельности. Позитивность проявляется, прежде всего, в том, что “человек — высшая ценность”. В этом полном смысла тезисе, в этой идее, содержащей жизненную философию, отражено то, что каждый человек имеет индивидуальную социально-духовную значимость, абсолютную ценность.

Как известно, в человеческом обществе имеются различные ценности: политические, духовные, личные, национальные, общечеловеческие, ложные (преходящие) и истинные (вечные). Анализ любой системы ценностей показывает, что в них ценность и достоинство отдельного человека и всех людей стоит на первом месте. Потому что человек сам везде ищет ценность, стремится познать и проявить свою ценность, своё достоинство. А.Шопенгауэр называет это волей к жизни, Ф.Ницше — волей к господству, А.Адлер — стремлением к значимости.

Итальянский экономист Галиани ещё в XVIII веке утверждал, что “истинное богатство — это человек”. Представитель философского прагматизма У.Джемс писал, что “и в своей познавательной деятельности, и в практической деятельности мы творцы… человек создаёт истину в отношении к миру” [3, 15], человек сам — первейшая истина.

В философии XVIII века проблема чести и достоинства личности с наибольшей остротой встала у И. Канта и Г. Гегеля. И. Кант выступает с требованием уважения к достоинству человека, но в основу достоинства он кладет абстрактное понятие моральности и не указывает тех конкретных деловых, духовных, моральных качеств человека, которые определяют его действительное общественное значение. Кант утверждал, что человек как разумное существо никогда не может быть лишь средством подобно простой вещи, а всегда является целью сам по себе. Именно из разумности человека возникает, по Канту, его достоинство особая ценность и значимость людей как личностей [5]. Каждый человек обладает достоинством в силу своей разумности и принадлежности человеческому роду, таким образом, достоинство родовое качество разумных существ. При этом, утверждает великий моралист, каждый должен также признавать и уважать достоинство других людей. Все люди равны в своем достоинстве, в этом смысле среди них нет более значимых и менее значимых.

Большой интерес представляет мысль А. И. Герцена о гармоничном сочетании личных интересов с общественными интересами. В этом заключается высшее нравственное достоинство человека: «Я полагаю, что разумное признание своеволия есть высшее нравственное признание человеческого достоинства». В сочетании личного и общественного в жизни и действиях человека А. И. Герцен усматривал нравственное достоинство человека — человек признается человеком настолько, насколько он сам себя признает человеком. [4]

Среди зарубежных этических концепций понятие человеческого достоинства систематически разрабатывается в прометеизме у сторонников героической этики. Лидером этого направления является Боранецкий, который считал достоинство критерием нравственных понятий. Достоинство — центральная категория этого учения и основа всех ценностей. «Без категории достоинства… в мире не могло бы быть не ценностей, ни любви, ни борьбы, ни целей, ни идеалов, ни надежд»

А.Адлер считает, что подлинная личность всегда сопричастна общественным интересам. Человек, ориентированный на интересы общества в неизбежных уступках интересам других людей возвышает свое достоинство, так как высшая цель человека- служение другим людям и обществу в целом.

Достоинство — ценностное отношение личности к самой себе и отношение к ней других людей. Достоинство является формой проявления самосознания и самоконтроля, на которых строится требовательность человека к самому себе. Достоинство тесно связано с такими свойствами личности, как совесть, честь, ответственность. Развитие достоинства предполагает овладение знаниями этики, индивидуальной и специальной психологии. Обладая достоинством, человек во имя самоуважения не допускает отступлений от своих обещаний, сохраняет мужество в трудных жизненных условиях. [4]

Понятие человеческого достоинства связано с самой сущностью человечности. Неверно, что достоинство преступника не может приравниваться к достоинству настоящего человека, потому, что всё, что вошло в свод основных гражданских прав и свобод возникает из основополагающего — Достоинства. Только благодаря Достоинству, которое присуще каждому человеку, в 1948 году была создана «Декларация прав человека» в Преамбуле которой записано: — «Все люди равны в своём достоинстве, Достоинство присуще всем членам человеческой семьи». Что же касается имени или положения в Обществе, каждый зарабатывает их сам.

Люди отличаются друг от друга, но понятие человеческого Достоинства связано с тем, что каждый из нас неповторим. Не было и не будет точно такого же человека, с теми же мыслями, с тем же опытом.

Все общечеловеческие ценности, онтологическая основа всех правовых и политических норм, их суть происходят из принципа “Я существую, значит я имею достоинство”. Основная социальная ценность, абсолютное достоинство человека не в том, что он является основной производительной силой в создании материальных и духовных богатств, а в том, что личность существует в пространстве и времени как самостоятельная единица, имеющая свои цели, свои неприкосновенные права и свободы.

Жизнь человека, его достоинство, его ценность своими социологическими и гносеологическими корнями тесно связаны с гуманизмом. Гуманизм — означает “борьбу за всесторонне проявление ценности человека, его свободы, способностей, обеспечение счастья человека, его равноправной, справедливой жизни, создание всех условий для проявления всех принципов человечности” [2, 69].

Индивидуальность, её конкретный вид играет большую роль при переходе к свободному обществу, где ценится человек. Приоритет индивидуальности является сущностным признаком современного мировоззрения, основой и целью прогресса общества. Как подчеркивал И. А. Каримов, “в отношениях человека и государства интересы человека должны быть приоритетными”.

Конечно же, в сложных социальных структурах структурные единицы не ограничиваются человеком. При рассмотрении проблемы ценности и достоинства человека, кроме принципа “Каждый человек — высшая ценность”, необходимо рассматривать также сущность и содержание социально-политического строя, стабильность демократических, правово-политических механизмов, их развитие или кризисное состояние, их направленность на признание ценности человека или на непризнание и т. д. За все это отвечают не невидимые безличные структуры, а реальные люди. Таким образом, если общечеловеческая сущность идеи ценности и достоинства человека имеет характер абсолютных принципов, то, в свою очередь, ей присуща и ответственность.

Имеются различные взгляды, различные подходы к раскрытию понятия “достоинство человека”. В частности, русский философ В.Соловьев пишет, что “ценность человека и его духовное значение впервые проявляются в персональной жизни”.

Таким образом, суть понятия человеческое достоинство видится в онтологической основе прав человека, во взаимном уважении общества и личности, государства и гражданина, человека и человека, то есть в толерантности.Мыслители прошлого видели достоинство и честь человека в его правах и свободах. Без прав человека его ценность становится нереальным понятием. В свою очередь, права человека тоже начинаются с осознания его достоинства и ценности. Следовательно, в общественной жизни “каждый человек — высшая ценность”, и в процессе такого становления личность для государства и общества, государство и общество для личности составляют ценность. Личность в осознании ценности себя и других, должна обладать также и правами человека.

В настоящее время Узбекистан признает и соблюдает международные акты по правам человека. “В Республике Узбекистан демократия основывается на общечеловеческих принципах, согласно им человек, его жизнь, свобода, честь, достоинство и другие неприкосновенные права являются высшей ценностью” [1, 7].

 

Литература:

 

1.      Ўзбекистон Республикасининг Конституцияси. — Т., 1999.

2.      Мустақиллик: Изоҳли илмий-оммабоп луғат. — Т., 2000.

3.      Джеймс У.Прагматизм. — М., 1910.

4.      История философии в кратком изложении. Пер. с чеш. И. И. Богута.-М.: Мысль, 1995.

5.      Кант И. Критика чистого разума. М.: изд-во ЭКСМО, 2006.

6.      Новейший философский словарь. Сост. и гл. н. ред. Грицанов А. А. 3-е изд., испр. — Мн.: Книжный Дом, 2003.

7.      Шаракшанэ С. А. Достоинство человека: опыт философско-антропологического осмысления: диссертация… кандидата философских наук.- Ростов-на-Дону, 2007.- 161 с. URL http://www.dslib.net/religio-vedenie/dostoinstvo-cheloveka-opyt-filosofsko-antropologicheskogo-osmyslenija.html

История и апология достоинства в современной англо-американской философии

Rosen M. Dignity: Its History and Meaning.
Cambridge, MA; L.: Harvard University Press, 2012. — XXII, 176 p.

Dignity: A History / Ed. R. Debes.
Oxford: Oxford University Press, 2017. — XXII, 408 p. — (Oxford Philosophical Concepts).

Schroeder D., Bani-Sadr A.-H. Dignity in the 21st Century: Middle East and West.
Cham: Springer, 2017. — XIII, 101 p. — (SpringerBriefs in Philosophy).

Понятие человеческого достоинства — одно из наиболее часто используемых в современной политической и юридической риторике. Между тем его определения остаются весьма противоречивыми, и это делает всякое обращение к нему проблематичным. Именно поэтому, как считают Майкл Розен, Реми Дебес, Дорис Шрёдер и ряд других авторов, необходимо разобраться, что же подразумевается под достоинством, как может обосновываться его наличие или отсутствие, во имя чего нужно добиваться его признания и защиты, стоит ли вообще пользоваться этим понятием или оно является пустым и бесполезным, как полемически указала в свое время Рут Мэклин в связи с дискуссиями о биоэтике[1]. История столь политически важного понятия оказывается также весьма спорной. Оно может рассматриваться как характерное для политической и юридической мысли XIX—XX вв. или даже только конца ХХ — начала XXI в.; истоки его истории могут прослеживаться далеко в античности или в классическом исламе VIII—IX вв.; достоинство может рассматриваться как нечто специфически европейское или, наоборот, неевропейское, как связанное с локальными историческими культурами или же универсальный признак всякого человеческого существования во все времена и на всех континентах, и все это вносит дополнительную путаницу.

Майкл Розен, профессор государственного управления в Гарвардском университете, выделяет в своей книге «Достоинство: его история и значение» несколько направлений критики обсуждаемого понятия. Во-первых, говорится, что оно просто лишнее, так как в нем нет ничего, что не содержалось бы в представлении об автономии человеческого существа. Эта автономия, в особенности — способность самостоятельно принимать рациональные решения, часто считается тем, что отличает человека от животного и наделяет его особым достоинством. В частности, этой точки зрения придерживается философ Джоел Фейнберг[2]: по его мнению, вполне достаточно говорить об уважении, которым может пользоваться человек, а не о каком-то особом достоинстве. Другое направление критики понятия достоинства связано с отрицанием его всеобщего характера — вопреки тому, что записано во Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 г., и в конституциях многих стран. Возможно, достоинство следует толковать в более узком смысле — как особое эстетическое качество, проявляющееся в человеческом поведении, или же как доблесть, особую моральную заслугу, и в этом смысле оно не будет чем-то всеобщим и неотчуждаемым, обосновывающим равные гражданские права. Наконец, третье направление критики состоит в том, что понятие «достоинство» не имеет собственного значения, а служит вместилищем для разного рода политических, социальных и богословских концепций, отчего и случается так, что в защиту достоинства выступают люди, придерживающиеся противоположных взглядов на него. Например, Иоанн Павел II cчитал, что достоинство подразумевает неприкосновенность всякой человеческой жизни от момента зачатия до прекращения работы всех жизненно важных функций организма, — а известная швейцарская организация «Dignitas» помогает добровольно уйти из жизни тем, кто желает достойной смерти. Католическая церковь считает, что признание ею достоинства всякого человека не противоречит осуждению гомосексуальных связей как недостойных, — а организация «Dignity USA» борется за признание достоинства католиков — геев, лесбиянок и трансгендеров (с. 7).

При этом, как отмечает Розен, удивительно не то, сколь разнообразно употребление понятия «достоинство», а то, что философы до сих пор очень мало сделали для изучения причин столь путаного использования важного понятия. Автор считает необходимым обратиться к корням этого понятия и проследить историю его использования. Начиная с античности достоинство связывалось с высоким социальным статусом человека, воздававшимися ему почестями, уважительным отношением к нему, обусловленным его местом в социальной иерархии. При этом довольно рано о достоинстве стали говорить и в более широком смысле; в качестве исторического свидетельства здесь особенно важен трактат Цицерона «Об обязанностях». Цицерон мог использовать понятие «достоинство» в обычном смысле, говоря о том, чтó характеризует «лучших» людей, занимающих почетное место в обществе. Однако он использует это слово и как относящееся ко всяким людям вообще — как указание на то, чем они отличаются от животных. В то же время в риторической традиции, к которой принадлежал Цицерон, «достоинство» было и категорией, характеризующей определенный тип речей и, шире, вообще произведений искусства. Достойной была речь, которая звучала весомо и величественно, в отличие от легковесной и разукрашенной. Причем это качество могло переноситься с речи на фигуру оратора, в результате чего возникло представление о том, что достойная речь — свидетельство душевного достоинства человека.

Использование понятия «достоинство» как связанного с обозначением статуса продолжается в христианскую эпоху, хотя достойным теперь могло считаться и благочестивое самоуничижение: за малым признавалась такая же способность быть достойным, как и за великим. Возвращение к расширенному пониманию достоинства человека происходит в эпоху Ренессанса. В этой связи обычно вспоминается речь Пико делла Мирандолы «О достоинстве человека» (1486) — хрестоматийный пример «открытия индивида» в эту эпоху, признания автономии человека, его особости среди других живых существ. В действительности, как замечает Розен, многих ввело в заблуждение название, не принадлежащее автору и не вполне соответствующее содержанию речи, в которой о достоинстве говорится немного. Как бы то ни было, Пико пишет о том, что человек, в отличие от других живых существ, не следует предустановленному порядку, а способен сам выбирать свою судьбу, ибо Господь дал ему для этого способности. Таким образом, хотя слово «достоинство» в трактате почти не используется, Пико, по мнению Розена, все же может считаться тем, кто открыл путь для современного использования понятия «достоинство»: вместо того чтобы обозначать высокий статус человека в том или ином обществе, оно начинает соотноситься с фигурой человека как такового.

Однако и позднее о достоинстве продолжают говорить в разных смыслах. В частности, оно не обязательно может быть атрибутом только людей: так, у Бэкона достоинством обладают науки, а Мильтон в середине того же, XVII в. пишет о достойных целях женитьбы. В томистском богословии достоинством отличались вещи, занимающие должное место в божественном порядке; достойным могло быть все, одушевленное и неодушевленное, пусть это достоинство и обреталось разными путями. Так, в 1659 г. Боссюэ произносит проповедь «О выдающемся достоинстве бедных в церкви». При этом, отмечает Розен, Боссюэ как епископ и придворный проповедник Людовика XIV вовсе не был сторонником социального равенства и не оспаривал прерогатив знати — он имел в виду лишь особый вид достоинства, которым обладали бедняки в упорядоченной должным образом социальной иерархии. В этом смысле, пишет Розен, когда в наши дни Федеральная комиссия по этике США настаивает на том, что у растений на грядке есть собственное достоинство, кому-то это может показаться смешным и нелепым, однако если относиться всерьез к традиции католического богословия, то нужно признать, что не всякое достоинство есть достоинство человека.

Определение достоинства как специфически человеческого качества связывают обычно с Кантом, у которого чаще всего это понятие используется в «Основах метафизики нравственности» (1785). С одной стороны, этот труд широко известен тем, что в нем утверждается моральное требование рассматривать человека только как цель в себе, а не как средство для чего-то иного. Таким образом, достоинство человека становится абсолютным и неотчуждаемым качеством, близким по смыслу к тому, о чем говорится в современных декларациях прав человека. С другой стороны, как отмечает Розен, понятие достоинства встречается в «Основах…» всего шестнадцать раз и значение его амбивалентно. Этимологически немецкое слово «Würde» cвязано с ценностью (Wert), а также может обозначать связанную с почетом должность. Следовательно, выбор Кантом именно этого понятия не освобождает «достоинство» от старых коннотаций. В целом, согласно Розену, вопреки широко распространенному мнению достоинство у Канта — это всего лишь одно из проявлений ценности. Тем не менее «Основы…» сыграли свою роль в становлении представления о том, что всякое достоинство — это достоинство человека, и этим кантианская философия отличается от томистской. Отличает философию Канта и эгалитаристское понимание достоинства: оно не связано с местом в иерархическом порядке, а присуще всем в равной мере. Также, что важно, Кант открыл путь для светского понимания и обоснования человеческого достоинства: человек сам устанавливает для себя моральный закон, являющийся выражением нашей автономии и делающий нас как рациональных существ достойными уважения. Таким образом, Кант избегает и «натуралистического» определения человеческого достоинства.

Дальнейшее развитие идеи Канта получили в статье «О грации и достоинстве» (1793) Шиллера, который определяет достоинство как «спокойствие в страдании». Достоинство для Шиллера — прежде всего эстетическая категория, связанная с достижением гармонии умственной и чувственной сторон человека. Так же как Кант видит для этого две возможности: сферу прекрасного, где удовольствие от гармоничного взаимодействия достигается непосредственно, и сферу возвышенного, где оно достигается опосредованно, через преодоление негативных аффектов, — так и у Шиллера этим двум возможностям соответствуют ощущения грации и достоинства. Вслед за Винкельманом образец такого гармоничного существования Шиллер видит у греков, которые умели воплотить его и в зримых формах, в частности — в том зримом достоинстве, с которым претерпевает свои муки Лаокоон, рассматриваемый как идеал благородной простоты и спокойного величия. Таким образом, грация и достоинство проявляются для Шиллера в поведении человека, в том, как он себя держит. Здесь обнаруживается контраст между нашими естественными чувствами и требованиями морали, имеющими рациональную основу. При этом, как отмечает Розен, Шиллер одним из первых обратил внимание на странную особенность философии Канта, для которого спонтанное, нерефлексивное действие не имело моральной ценности, более того — могло рассматриваться как нежелательное с моральной точки зрения. Именно в ответ на это положение моральной философии Канта выдвигает Шиллер свою идею грации. Грацией обладает тот, кто не только совершает правильные поступки, но и делает это без какой-либо внутренней борьбы или болезненного выбора. Если наш характер спонтанно приходит в согласие с требованиями морали, то мы оказываемся добродетельными без того, чтобы преодолевать внутреннее сопротивление. Таким образом, Шиллер решает проблему моральной философии Канта при помощи его же эстетической философии, допускающей спонтанность основанных на внутренней гармонии решений. Но так происходит только в случае грации, рассмотрение которой у Шиллера аналогично рассмотрению прекрасного у Канта. В случае же достоинства, которое рассматривается аналогично кантовской проблематике возвышенного, дело обстоит иначе. Здесь внутри индивида все же возникает конфликт, и требуется проявить силу характера, чтобы преодолеть естественные склонности и действовать так, как это предписывается моралью. Именно в таком случае достоинство, по Шиллеру, будет отличительной чертой человеческого поступка. Именно поэтому для него важна трактовка Лаокоона у Винкельмана: достоинство проявляется тогда, когда мы благодаря контролю над собой преодолеваем страдание. Так же как грация выражает душевную красоту, достоинство выражает предрасположенность души к возвышенному. Таким образом, заключает Розен, Шиллер хотя и следует Канту, но гораздо сильнее сближает в трактовке достоинства моральные и эстетические аспекты. Грация и достоинство описывают способность действовать непосредственно и спонтанно или же преодолевая сопротивление, и из этого следует, что люди могут обладать этими качествами в разной степени, хотя вообще они присущи каждому. При этом, как у Канта рациональное преодоление ужаса от огромного и неистового в опыте возвышенного было связано со специфическим удовольствием, так же и достоинство у Шиллера получило эстетическую ценность, на что, однако, сам Кант отреагировал критически, сочтя противоестественным получение удовольствия от исполнения долга.

Столь важный для становления современного понимания достоинства спор Канта и Шиллера происходил ровно в то время, когда в Европе начинались большие преобразования, связанные с Французской революцией, отменившей «достоинства» аристократии и провозгласившей равные права людей. При этом, по словам Розена, поскольку революция вновь актуализировала цицероновское понимание достоинства как присущего человеку вообще, влияние Канта на политическую традицию XIX в. не стоит преувеличивать. В самой Германии Карл Маркс критиковал социалиста Карла Гейнцена за то, что тот писал о правлении германских государей как о «противном человеческому достоинству». Маркс считал это «пустыми фразами» (с. 41). Одну из наиболее яростных для того времени нападок на понятие человеческого достоинства, по мнению Розена, можно найти у Фридриха Ницше в «Греческом государстве» (1872), где он иронично указывал на преимущество современного человека перед греками: для описания рабского существования нынче удобно использовать понятия «достоинство человека» и «достоинство труда». Утверждения о достойном характере труда, по Ницше, призваны замаскировать тот факт, что труд является позорной необходимостью, они служат жалким утешением для тех, кто вынужден работать. Тем самым и труд, и само человеческое существование наделяются ценностью, которой на самом деле не имеют. Грекам подобные «понятийные галлюцинации» были не нужны, у них отношение к труду как к несчастью проявлялось вполне открыто. Лишь гуманизм XIX в. нуждается в сентиментальной фикции достоинства. Голое существование человека, по Ницше, не имеет никакой ценности, ею обладает лишь свободная от давления необходимости жизнь аристократа, способного реализовывать свои творческие наклонности. Свобода аристократа обеспечивается трудом рабов, которые, прикованные к колеснице своего победителя, то и дело раздавливаемые ею, продолжают восклицать: «Достоинство труда! Достоинство человека!» (с. 44). Для Ницше, пишет Розен, нет более лицемерной и абсурдной идеи, чем достоинство человека.

На примерах Канта, Шиллера, Маркса и Ницше Розен показывает, что нет оснований полагать, будто политическая философия конца XVIII — XIX в. подготовила то понятие человеческого достоинства, которое затем легло в основу Декларации прав человека 1948 г. и иных подобных документов. К тому же наряду с новыми трактовками достоинства все это время продолжали существовать и старые. Вторая глава книги посвящена тому, как противоречащие друг другу интерпретации достоинства включались в законодательные акты после Второй мировой войны; особое внимание уделено здесь истории западногерманской конституции.

В третьей главе Розен возвращается к поставленной во Введении проблеме: как мы можем обосновать политическое или этическое действие при помощи такого ненадежного понятия, как человеческое достоинство? Автор рассматривает вопрос о том, нужно ли проявлять уважение к трупам людей. Может ли быть обосновано такое уважение идеей человеческого достоинства? Ведь в этом случае нельзя сослаться на «гуманизм», т.е. на необходимость совершать действия, которые являются благими по отношению к человеческой жизни. Розен отвергает также «платонизм», согласно которому всякая вещь подспудно содержит в себе то, что делает ее достойной. Он полагает, что для обоснования современных политики и этики необходимо вернуться к «экспрессивной» трактовке достоинства у Канта: достоинство кого-либо определяется не столько его объективными качествами, сколько наличием моральной способности внутри нас, которая заставляет и нас самих вести себя достойно и признавать достоинство других.

Предлагаемый Розеном возврат к Канту, прочитанному во многом через эстетику Шиллера, нельзя назвать вполне оригинальным решением проблемы. Сам Розен, однако, делает акцент на том, что до сих пор теорию Канта не воспринимали достаточно серьезно и пришло время взять на себя моральную обязанность по признанию достоинства другого. Стоит отметить, что приверженность Канта к строгому выполнению обязанностей не раз трактовалось как прискорбное влияние на его философию «пруссаческого» духа, плохо совместимого с идеей человеческого достоинства. Кроме того, принятие на себя ответственности за выполнение своих обязанностей имеет целый ряд других проблематичных импликаций. Уже Ницше отмечал, что ответственность означает возможность ручаться за себя, делаться для самого себя прозрачным, просчитываемым, хорошо дисциплинированным; Мишель Фуко вслед за Ницше описывал это как интериоризацию субъектом техник надзора, характерных для биополитики XIX—ХХ вв.; Гаятри Спивак указывала на связь идей обязанности и ответственности с воображаемым европейским субъектом, противопоставляемым неевропейскому, отличающемуся недостатком субъективности, которая должна быть, соответственно, в нем воспитана в рамках патерналистских колониальных отношений[3].

О возможности иных пониманий достоинства говорится в коллективной монографии «Достоинство: история», вышедшей под редакцией профессора философии в Университете Мемфиса (США) Реми Дебеса. Во Введении, возражая Рут Мэклин, автор отмечает, что понятие достоинства отнюдь не пустое — напротив, исторически сложившаяся широта значений создает богатые возможности его использования. В этом отношении не вполне прав и Розен, отмечавший проблематичную амбивалентность понятия достоинства; проблема, по Дебесу, скорее в том, что, как об этом писали еще Джефф Малпас и Норелл Ликисс[4], нет достаточного количества серьезных исторических исследований в этой области, которые могли бы помочь разобраться в сложном узле смыслов «достоинства». Впрочем, значительная работа уже была проделана в некоторых частных исследованиях. Так, Дебес положительно отзывается о работах Марты Нуссбаум, связавшей феминистскую теорию с историческим рассмотрением достоинства[5]. Высоко оценивает он и книгу «Человеческое достоинство» Джорджа Катеба, полагающего, что в основе человеческого достоинства — уникальная роль человеческого вида как хозяина земного шара[6]. Еще один автор, которого выделяет Дебес, — Джереми Уолдрон. В своей книге «Достоинство, ранг и права»[7] Уолдрон отмечал, что в наше время понятие достоинства все еще связано с привилегированной социальной позицией и это кажется противоречащим эгалитаристским социальным и идейным тенденциям XVIII—XX вв.; на самом же деле этот мнимый парадокс лишь отражает тот факт, что все мы сегодня обладаем высоким социальным рангом (с. 10).

Названные работы Дебес хвалит как полезные, но не имеющие исчерпывающего характера исторические исследования и соглашается не со всеми высказываемыми в них положениями. Как мы увидим, Дебес не соглашается со стремлением Нуссбаум (а также Розена) увязать достоинство с рациональными способностями человека, а Мириам Гриффин, в сборнике в честь которой помещена статья Нуссбаум о стоиках, написала одну из глав рассматриваемой коллективной монографии, где опровергла мнение о том, будто в стоической философии можно увидеть истоки современной концепции человеческого достоинства. В книге «Достоинство: история» релятивизируются и положения книги Уолдрона как не учитывающие реальную социальную гетерогенность современных обществ, особенно за пределами западного мира. Меньше критикуется книга Катеба, хотя она, возможно, больше других этого заслуживает, показывая, сколь сомнительный оборот могут получить рассуждения о человеческом достоинстве. В упомянутой Дебесом книге Катеб с самого начала аксиоматично утверждает, что человеческая раса (human race, human species) обладает достоинством, делающим ее абсолютно превосходящей другие виды живых существ. При этом, в принципе, достоинством обладает всякий человек, и он являет свое превосходство по всей земле, но фактически реализовать свое достоинство могут лишь немногие. В качестве примеров Катеб приводит ряд эпизодов из европейской истории культуры, начиная с Гомера, подчеркивая, что превосходство человеческой расы проявляется в ее наивысших духовных достижениях, а таковыми достижениями фактически оказываются деяния белых европейцев. Таким образом, кантианское признание особой ценности человеческой жизни дает возможность для развертывания риторики, близкой к расистской. Противопоставление людей всем иным живым существам у Катеба тем удивительней, что он, будучи профессором Принстонского университета, в свое время поддержал избрание на кафедру биоэтики Питера Зингера, одного из самых активных борцов за признание прав животных[8]. По мнению Зингера, границы между людьми и животными весьма произвольны: разница в мыслительных способностях у людей и у высших животных не так велика, животные тоже способны страдать (долгое время это считалось сугубо человеческим качеством), а кроме того, нередко человек оказывается в такой ситуации, когда его ментальные и эмоциональные способности оказываются хуже, чем у животных (умственные расстройства, различные физические травмы, старческая деменция, но также и детство, когда способности человека очень ограниченны). На этом фоне позиция Катеба выглядит странно. Что сближает Зингера и Катеба, так это отрицание религиозных обоснований достоинства человека, непризнание «святости» человеческой жизни. Именно поэтому Зингер, отстаивая права животных, высказывает довольно радикальное мнение относительно эвтаназии неизлечимо больных людей и особенно — больных младенцев. Поскольку младенец не обладает рациональным мышлением, самосознанием, автономией, убить его — совсем не то же самое, что убить существо, которое сознательно хочет жить[9]. В сущности, ребенок уравнивается с теми животными, которые не способны страдать и испытывать страх смерти, и как раз этому противостоит отстаивание безусловного превосходства человеческой расы у Катеба, полагающего, что это превосходство может и должно быть обосновано даже без ссылок на Бога.

Наряду с историко-теоретическими работами Нуссбаум, Катеба и Уолдрона Дебес считает полезными для понимания истории понятия человеческого достоинства труды по истории права, в частности статью Кристофера Маккраддена «Человеческое достоинство и юридическая интерпретация прав человека» и составленный им же сборник «Понимание человеческого достоинства»[10]. Маккрадден, впрочем, почти не рассматривает историю достоинства до XIX в. Столь же исторически избирательна, по мнению Дебеса, и книга Розена, не претендующая на какую-либо полноту. Задачу собственного проекта Дебес видит не только в том, чтобы более обстоятельно представить отдельные периоды истории «достоинства», пригласив к сотрудничеству специалистов в различных областях, но и в том, чтобы вообще опровергнуть ряд, как он пишет, расхожих банальностей относительно определений достоинства.

Первой такой банальностью является утверждение, что западная традиция понимания достоинства восходит к сочинениям «мудрых революционеров» XVIII—XIX вв., ставших основателями новых либеральных государств или преобразователями старых. Так, Кристина Хендерсон, специалист по французской политической философии Нового времени, в статье «О буржуазном достоинстве: как возник человек-сам-себе-хозяин» показывает, что становление идеи человеческого достоинства было связано со сложными процессами социального возвышения буржуазии и утверждения ею своей культурной гегемонии, когда и представители более низких социальных классов стремились приписывать себе хоть сколько-то возвышенное социальное положение и поддерживать соответствующий образ жизни[11]. В то же время, как отмечает профессор философии в Университете Северной Каролины Бернард Боксилл в статье «Симпатия и достоинство у ранних философов африканского происхождения», признание всеобщего характера человеческого достоинства сталкивалось с парадоксом существования разных маргинальных групп, за которыми признать такое достоинство было весьма трудно. Также Боксилл обращает внимание на рассуждения авторов африканского происхождения, для которых пафос утверждения всеобщего равенства людей, от рождения обладающих особым достоинством, контрастировал с опытом дискриминации и угнетения в реальной жизни.

Вторая банальность, против которой направлена составленная Дебесом книга, — представление о том, что современное понимание достоинства возникает у Канта, для которого оно было связано с нашими рациональными способностями. Сам Реми Дебес в статье «Человеческое достоинство до Канта: страстная личность Дени Дидро» отмечает, что в XVIII в. не менее важна была и другая традиция, восходящая к Дидро и обосновывавшая достоинство не рациональными, а чувственными качествами человека. Так, например, в «Монахине» главная героиня всей душой ощущает недостойный человека характер жизни в несвободе еще до того, как оказывается способна рационально объяснить себе неприятие такой жизни (в привлекательности которой ее настойчиво убеждают окружающие). По мнению Дебеса, отказ от стереотипных прочтений философии Просвещения позволит отказаться и от «рационалистической мантры о достоинстве в философской этике» (с. 14). Оливер Сенсен, профессор философии в Тулейнском университете, в своей статье «Достоинство: революционная концепция Канта» указывает, что вопреки расхожему мнению достоинство для Канта связано не столько с чьими-то собственными качествами как рационального субъекта, сколько с уважительным признанием чужих достоинств. Именно об уважении пишет обычно Кант в тех случаях, когда мы ожидаем найти у него понятие «достоинство», о достоинстве же говорится обычно в иных, далеких от современных значениях. Пересмотру роли моральной философии Канта в возникновении современного понятия достоинства посвящена также статья «Равное достоинство и права» профессора философии в Йельском университете Стива Деруола. Деруол поддерживает мнение Сенсена о несовпадении у Канта понятий уважения и достоинства: уважение не обосновывает достоинство и само по себе имеет существенно иные значения. Деруол также обращает внимание на то, что в исследовании этих вопросов Кант, по сути, всего лишь воспроизводит высказанные еще веком ранее взгляды Самуэля фон Пуфендорфа.

Третья банальность — идея, что новоевропейское понятие достоинства берет начало не у Канта, а еще в эпохе Возрождения. Оно якобы впервые появляется в «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандолы, которая, в свою очередь, основывается на еще более давней концепции человека как imago Dei: именно богоподобность является основанием нашего особого статуса и моральной ценности. В статье «Достоинство, мерзкая плоть и нагота: Джованни Пико и Джаноццо Манетти» профессор философии и истории Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Брайан Копенхевер показывает, что Пико вовсе не пишет о достоинстве в моральном смысле. Понятие «dignitas» он использует в трактате всего дважды, причем в обоих случаях оно не имеет отношения к людям. Следовательно, было бы даже неправильно переводить его как «достоинство», учитывая, что это понятие в нашем языке перегружено (псевдо)кантианским багажом. Есть, однако, другой ренессансный текст, в котором понятие достоинства используется гораздо более часто и применительно к людям, — это речь Джаноццо Манетти «О достоинстве и превосходстве человека» (ок. 1452). Но и в ней, по мнению Копенхевера, не стоит искать истоки современного понятия. Анализируя стилистику и лексический строй трактата Манетти, он обращает внимание на избыточность авторского языка: одна и та же вещь то и дело определяется при помощи нескольких однородных членов, не добавляющих каких-то особых смысловых оттенков; затем эти перечисления повторяются, превращаясь в стандартные формулы. Именно так, по словам Копенхевера, обстоит дело и с достоинством: о нем стандартно упоминается в паре с «превосходством», и именно этим объясняется частота употребления этого понятия, которое хотя и применяется по отношению к человеку, но не имеет другого назначения, кроме как сделать речь Манетти более напыщенной, причем не самыми удачными средствами.

Четвертая банальность — представление о том, что наше понятие достоинства происходит от латинского слова «dignitas». Мириам Гриффин в статье «Достоинство в римской и стоической мысли» исследует (как и Розен) употребление этого слова у Цицерона и показывает, что, действительно, его значения у этого автора порой близки к тем, что станут обычными в ХХ в. Наряду с более традиционными определениями dignitas как достоинства, подразумевающего богатство и высокий социальный статус, Цицерон также пишет о достоинстве в более широком смысле — как о свойственном людям вообще, но всякий раз это значение связано с популистским подтекстом высказывания и в итоге релятивизируется Цицероном, желающим подчеркнуть, что все же по-настоящему обладать достоинством способны немногие. Что касается римских стоиков (о которых писала Нуссбаум), то для них, по мнению Гриффин, достойным делают человека те обязанности, которые он, следуя долгу, принимает на себя; следовательно, не подразумевалось, что на основании достоинства могут заявляться какие-то права, как это будет в ХХ в.

Содержание составленной Дебесом коллективной монографии не исчерпывается критикой четырех банальностей. Каждая из ее глав вполне самостоятельна. Авторы отказались от идеи написания общего заключения, в котором объяснялось бы, что же получается в итоге распутывания узла из множества исторических значений «достоинства», обладают ли полученные результаты значимыми политическими последствиями.

Одна из глав, имеющих к критике банальностей лишь косвенное отношение, посвящена исламской традиции осмысления человеческого достоинства. Написана она старшим преподавателем Школы восточных и африканских исследований Лондонского университета Мустафой Шахом. Автор отмечает, что в исламской богословской и правовой мысли уделялось большое внимание этой проблематике[12]. Поскольку понятие достоинства в исламе восходит к иудеохристианской традиции с ее идеей, что человек создан по образу и подобию Бога, то мусульманские богословы и правоведы признавали необходимость относиться с почтением ко всякому человеку, обосновывая ее многочисленными ссылками на Коран. В то же время в Коране подчеркивалась несоотносимость человека и божественной сущности, поэтому концепция imago Dei решительно отвергалась, по крайней мере в классическом исламе. Но человеческое существование все же описывалось как наделенное «особой честью (karāma), престижем ( ͑izz), святостью (ḥurma), рангом (manzila) и неотчуждаемой ценностью (qīma)» (с. 108). Например, в таком смысле мог трактоваться 70-й аят 17-й суры («Аль-Исра»): «Мы почтили сынов Адама и позволяем им передвигаться по суше и морю. Мы наделили их благами и даровали им явное превосходство над многими другими тварями». Согласно выводу Шаха, в исламской традиции можно найти понятие достоинства, близкое к тому, что возникнет позднее в Европе Нового времени: достоинство как ничем не заслуженная ценность, присущая человеку.

Сопоставлению европейских и исламских традиций понимания достоинства специально посвящена книга «Достоинство в XXI веке: Средний Восток и Запад», написанная совместно британской исследовательницей Дорис Шрёдер из Университета Северного Ланкашира и первым президентом Исламской Республики Иран, экономистом и публицистом Абольхасаном Банисадром. В начале 1960-х гг. Банисадр участвовал в протестах против власти шаха, сидел в тюрьме, в 1964 г. бежал во Францию, где примкнул к исламской оппозиции и стал ближайшим соратником Хомейни. Вернувшись вместе с Хомейни в Тегеран в 1979 г. и став президентом страны, Банисадр уже в 1981 г. был обвинен в отходе от курса имама и отстранен от власти; чтобы не попасть под арест, он бежал в Турцию, угнав военный самолет. С тех пор бывший президент проживает во Франции, выступая с комментариями по поводу происходящего в Иране, в международных отношениях, глобальной геополитике и т.п. Таким образом, проживший в общей сложности более полувека во Франции Банисадр на первый взгляд кажется удобным собеседником и соавтором для Шрёдер как европейской исследовательницы.

В первой части книги, написанной Шрёдер, разбираются (как и у Розена) противоречивые значения понятия достоинства, обретающего все большее политическое значение в современной культуре. Примечательно, пишет Шрёдер, что революции и восстания 2011 г. на Ближнем Востоке получили название «революций достоинства» (здесь можно было бы вспомнить и об украинской «революции достоинства»). Понятие достоинства, отмечает автор, может сегодня описываться как туманное и бесполезное, не поддающееся определению, применяемое произвольно, не имеющее оснований и в то же время — как несущее в себе сильный политический заряд, революционное, представляющееся людям крайне важным и именно поэтому широко используемое. Шрёдер полагает, что понятие достоинства все же может осмысленно использоваться в политике, философии и повседневной жизни, если мы уясним себе все те значения, которые имеет это слово в различных контекстах, научимся правильно с ним обращаться. Скажем, в условиях недавнего «кризиса с беженцами» в странах ЕС может говориться, что человеческое достоинство и историческая справедливость требуют оказания им всяческой помощи; при этом остается неясным, о чьем именно достоинстве идет речь, ведь есть возможность интерпретировать такие высказывания как признание достоинства за немногими, кто готов помогать. Совсем иное подразумевал Нельсон Мандела, когда в одной из своих речей говорил, что бедняки вопиют о своей потребности в пропитании, жилище, достоинстве индивида; в этом случае оказывается, что у бедняков нет достоинства — оно приобретается по мере удовлетворения материальных потребностей. В то же время нередко можно услышать, что бедность — это насилие по отношению к человеческому достоинству (с. 12—13).

Описав эти и другие противоречивые использования понятия достоинства, Шрёдер переходит к его истории и показывает, что оно не использовалось в философии до Канта, за исключением текстов Цицерона и Пико делла Мирандолы (что является банальностями и заблуждениями № 2—4 по Дебесу). Затем Шрёдер рассматривает «достоинство» как юридический инструмент. С одной стороны, признание неприкосновенности человеческого достоинства содержится почти во всех современных конституциях, но с другой — суды многих стран в своей практике предпочитают не пользоваться этим понятием из-за его неопределенности. Так, Верховный суд Канады в 2008 г. постановил, что ущемление достоинства не может быть основой для разбирательства в антидискриминационных делах. Германские же суды, напротив, используют понятие достоинства весьма активно. От юридической сферы Шрёдер переходит к области биоэтики, и здесь вновь обнаруживается противоречие. С одной стороны, звучат требования о праве на достойную смерть, которое обосновывается ссылкой на неотъемлемое достоинство каждого человека, на его право не претерпевать недостойные условия существования, связанные с неизлечимой болезнью. С другой, эвтаназия признается судами недопустимой как раз потому, что ценность и достоинство человеческой жизни признаются как абсолютные. Противоречивость достоинства проявляется и в том, что порой о нем говорят как о заслуге, приобретаемом статусе, а иногда — как о том, что заведомо есть у каждого. Одну из причин сложностей в определении достоинства (наряду с историческими и культурными обстоятельствами) Шрёдер видит в том, что это понятие трудно разделить на более мелкие составляющие. Этим оно отличается от понятия свободы, которое легко раскладывается на множество отдельных свобод, отчего мы и можем говорить о свободе достаточно определенно. Достоинство же со времен Канта определяется как абсолютное качество, которое не может фрагментироваться или умаляться, — поэтому оно и остается довольно туманным как понятие.

Во второй части книги, написанной Банисадром, пространно излагается история ислама и лишь чуть больше десяти страниц посвящено собственно проблеме достоинства. Автор указывает, что, согласно Корану, в истории постоянно происходит чередование периодов, когда люди склонны низвергать все ценности и когда торжествуют те, кто стремится должными образом чтить достойное. Как указывает Банисадр, это верно применительно не только к прошлому, но и к будущему, ибо сказано: «Аллах обещал тем из вас, которые уверовали и совершали праведные деяния, что Он непременно сделает их наместниками на земле, подобно тому, как Он сделал наместниками тех, кто был до них. Он непременно одарит их возможностью исповедовать их религию, которую Он одобрил для них, и сменит их страх на безопасность» (24: 55). Ссылаясь на Коран, Банисадр доказывает, что Бог сотворил человека с достоинством (c. 72) и вместе с достоинством даровал ему ряд свобод: свободу следовать своим руководящим принципам, свободу выбирать цели, свободу свободно выстраивать отношения, свободу выбирать информацию, идеи и дискурсы, свободу учиться; свободу совершать инновации, свободу быть лидером (с. 74—75). Другие дары, такие как любовь, искусство и экономическая активность, также должны быть отнесены к проявлениям внутренней свободы (с. 75). Так же как и Шах, Банисадр указывает, что Коран признает равенство женщин и мужчин, хотя и оговаривает, что их способности различаются и именно потому различны достоинства тех и других. Что касается достоинств женщин, то, во-первых, «ваши жены есть пашня для вас, приходите же на вашу пашню, как и когда пожелаете» (2: 223), во-вторых, женщины — учительницы любви (30: 21, 7: 189), в-третьих, они даруют мужу ребенка (37: 109) и т.д. Банисадр приводит по пять достоинств женщин и мужчин (на с. 76—77), перечислять которые здесь, пожалуй, не стоит.

Как видим, две части книги сильно различаются по своему характеру. Это можно трактовать как проявление толерантности с обеих сторон, нежелание навязывать друг другу единый стандарт теоретизирования о достоинстве, но также — и как неготовность авторов разговаривать друг с другом, откликаться на изложенное в соседней части, не говоря уже о неспособности написать общий текст. Как, например, соотносится высказываемое Шрёдер (на с. 26) сожаление, что не существует сколько-нибудь значимой феминистской теории достоинства, с пятью достоинствами женщин по Банисадру? Не следовало ли вместо этого сожаления признать, что, читая: «приходите же на вашу пашню, как и когда пожелаете», многие читательницы и читатели, причем как на Западе, так и на Среднем Востоке, почувствуют, что в феминизме все-таки есть своя этика достоинства?

Взаимное игнорирование в дискуссиях о достоинстве не сводится только к проблематичному диалогу «Среднего Востока» и «Запада». Удивительно, что ни одним из рассмотренных в этом обзоре авторов не анализируется та версия истории, что была предложена Джорджо Агамбеном в первом томе «Ноmo sacer»: со времен античности человеческая жизнь могла мыслиться только как достойная, то есть в противопоставлении жизни животного, и лишь в Новое время стало возможно мыслить жизнь как чисто биологическое существование, а достоинство — как то, что может добавляться к этой жизни или отниматься у нее. По мнению Агамбена, все это имело далеко идущие последствия, включая и концлагеря, и «голую жизнь» лишенного полных гражданских прав мигранта, и принуждение к жизни смертельно больных, желающих самостоятельно — и достойно — уйти из жизни, и многое другое. Агамбен связывал появление «голой жизни» с описанным у Фуко становлением биополитического порядка, включающего в себя и систему наказаний, и медицинскую сферу, и сексуальность и пр. Если принять теорию Агамбена, то можно сказать, что представленная в работах Розена, Дебеса и Шрёдер история «достоинства» в чем-то сопоставима с историей сексуальности, как ее описывал Фуко: ровно тогда, когда о сексуальности начинают говорить больше всего (порой даже бравируя этой смелостью), она оказывается в наибольшей степени подчинена порядку дискурса, становится объектом контроля и регулирования. Ни Агамбен, ни Фуко, ни Деррида с его критикой противопоставления «зверя и суверена» (что подразумевало и критику теории Агамбена) в рецензируемых книгах не упоминаются — как и в целом то, что в Великобритании и США принято называть континентальной философией, включая ее британских и американских представителей[13]. Весь рассматривавшийся ими круг проблем, связанных с человеческим достоинством, здесь выведен за скобки, что может удивить российского читателя, однако ясно характеризует поле международных философских исследований, в котором англо-американская традиция с ее поиском способов правильного и четко определенного употребления понятий существует вполне обособленно. В этих условиях едва ли можно прийти к какому-то действительно широкому консенсусу относительно человеческого достоинства, если, конечно, вообще считать такие общие определения чем-то желательным, а не пережитком схоластического реализма. Те же примеры, перечисленные Шрёдер, показывают: мы прекрасно понимаем, о чем идет речь в каждом из случаев, несмотря на противоречия между вырванными из контекста и поставленными рядом высказываниями. Достоинство, будучи проблематичным как общее понятие, вполне может работать как понятие конкретное. О важности конкретного понимания достоинства пишет, в частности, Франц Фанон в своей знаменитой антиколониальной книге 1961 г.: «Понимая невозможность сохранения своего господства в колониях, буржуазия метрополий решает провести своего рода арьергардную акцию и обращается к культуре, ценностям, технике и технологии и т.д.». Но для колонизированного человека «достоинство не имеет ничего общего с достоинством человеческой личности, ибо эта человеческая личность никогда не слышала о таком достоинстве. Все, что местный житель мог видеть у себя в стране, — арест в любое время дня и ночи, побои, голод. И ни один преподаватель этики, ни один священник не пришел, чтобы снести побои вместо него <…>. Что касается местного жителя, то мораль его на редкость конкретна: ему важно утихомирить пренебрежение колонизатора, справиться с выставленным напоказ насилием <…>. Мы видим, как разрушается целая вселенная, включавшая в себя и материальную сторону, и определенный моральный порядок»[14]. Итак, вовсе не обязательно огорчаться при виде разрушающихся этических понятий и стремиться вновь собрать их. Рассмотренные работы Розена, Шрёдер и Дебеса с коллегами лишь отчасти показывают, насколько далеко разбросаны осколки, но даже то, чтó они позволяют увидеть, делает их заслуживающими прочтения[15].

---

[1] См.: Macklin R. Dignity Is a Useless Concept // BMJ. 2003. № 327. P. 1419—1420.

[2] Feinberg J. The Nature and Value of Rights // Feinberg J. Rights, Justice and the Bounds of Liberty. Princeton, 1980. P. 151.

[3] См.: Spivak G.C. Responsibility // boundary 2. 1994. Vol. 21. № 3. P. 19—64.

[4] См.: Perspectives on Human Dignity: A Conversation / Eds. J. Malpas, N. Lickiss. Dordrecht, 2007.

[5] См.: Nussbaum M. Frontiers of Justice: Disability, Nationality, Species Membership. Cambridge, MA, 2006; Eadem. The Worth of Human Dignity: Two Tentions in Stoic Cosmopolitism // Philosophy and Power in Graeco-Roman World: Essays in Honour of Miriam Griffin / Eds. G. Clark, T. Rajak. Oxford, 2002. P. 31—39.

[6] См.: Kateb G. Human Dignity. Cambridge, MA, 2011.

[7] Waldron J. Dignity, Rank, and Rights. N.Y., 2012.

[8] См.: Singer P. Animal Liberation: A New Ethics of our Treatment of Animals. N.Y., 1975.

[9] См.: Idem. Rethinking Life and Death: The Collapse of Our Traditional Ethics. Melbourne, 1994.

[10] McCrudden C. Human Dignity and Judicial Interpetation of Human Rights // European Journal of International Law. 2008. Vol. 19. P. 655—724; Understanding Human Dignity / Ed. C. McCrudden. Oxford, 2014.

[11] Ср.: Зелдин Т. Франция 1848—1945: Честолюбие, любовь и политика. Екатеринбург, 2004. С. 12—21,

[12] Шах указывает и на обсуждение этой проблематики в современном востоковедении: Hashim Kamali M. The Dignity of Man: An Islamic Perspective. Cambridge, 2002; Houra­ni G. Reason and Tradition in Islamic Ethics. Cambridge, 1985.

[13] Так, важно иметь в виду, что исследования Нуссбаум о стоицизме написаны в контексте ее давней полемики с Джудит Батлер, опубликовавшей кн.: Butler J. Antigone’s Claim: Kinship Between Life and Death. N.Y., 2002. Антигона погибает, решившись вопреки законодательному запрету достойно похоронить брата, предателя для жителей Фив. Утверждение достоинства, причем уже мертвого человека, здесь противопоставляется как юридическому, так и моральному закону, что проблематично с точки зрения стоицизма и — Нуссбаум, профессора права и этики в Чикагском университете, критиковавшей релятивизацию закона в деконструктивистской философии и (под влиянием последней) в critical legal studies.

[14] Фанон Ф. Отрывки из книги «Весь мир голодных и рабов» / Пер. с франц. Т. Давыдовой // Антология современного анархизма и левого радикализма: В 2 т. М., 2003. Т. 2. С. 24.

[15] Работа выполнена в рамках проекта РНФ № 15-18-00135-П.

Достоинство

Достоинство как эмоциональное, моральное и общественное ядро человеческой личности: один из универсальных сюжетов цивилизации и культуры. Как меняется понятие достоинства в Новое и Новейшее время? Легко ли было сохранить достоинство в советские времена, и что от административных машин унижения достоинства осталось на постсоветском пространстве? Профессиональное, корпоративное, семейное и личное достоинство: возможны ли противоречия? Боярыня Морозова и декабристы, дворяне XVIII века и современные митингующие: как можно отнять социальное достоинство и вернуть его? Что такое fashion-shaming, то есть унижение личности в свете “неправильного” костюма, насколько это травматично и связано с гендером и социальным статусом? Достоинство беженцев, перемещенных лиц, людей, потерявших дом и работу. Достоинство в исламских государствах и в постколониальном дискурсе. Все это – на конференции издательства “Новое Литературное Обозрение” “Достоинство как историческое понятие и центральная категория нашего времени”.

Татьяна Вайзер, политолог, руководитель магистерской программы “Политическая философия и социальная теория” МВШСЭН, на конференции – модератор секции “Политическое и национальное измерение понятия достоинство”; Елена Марасинова, историк, ведущий научный сотрудник Института Российской истории РАН, профессор НИУ ВШЭ; Светлана Стивенсон, социолог, доцент Лондонского университета Метрополитен; Линор Горалик, писатель, исследователь феноменов масскульта и моды, преподаватель ВШЭ и МВШСЭН.

Ведет программу Елена Фанайлова

​Елена Фанайлова: Сегодня мы в клубе “Желтая дверь”, это новое пространство коворкинга на Страстном бульваре, рядом с Театром Наций, где проходит конференция под названием “Достоинство как историческое понятие и центральная категория нашего времени”. Мы пригласили Татьяну Вайзер, руководителя магистерской программы “Политическая философия” МВШСЭН, она модератор секции “Политическое и национальное измерение понятия достоинство”; Елену Марасинову, историка, ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН, доклад – “Понятие “шельмование” в России XVIII века”; Светлану Стивенсон, кандидата социологии, доцента Лондонского университета “Метрополитен”, доклад – “Диктатура чувств”; и Линор Горалик, поэта, писателя, исследователя массовой культуры, моды, автора журнала “Теория моды”, преподавателя Высшей школы экономики, доклад – “Мода между оценкой костюма и оскорблением личности”.

Хочу начать с простых примеров из вашей собственной жизни. Когда и как вы должны были защищать достоинство: свое, своего друга, или были свидетелями защиты этого достоинства? Достоинство это категория из морально-нравственных понятий, но оно удивительным образом оказывается связанным с демократией, с правами человека, с политической историей, особенно последнего 150-летия. Неслучайно подзаголовок конференции – “Историческое понятие”.

Линор Горалик: Я попробую рассказать историю, которую никогда не рассказывала. Нам тогда было лет по восемь, второй класс. Прекрасная приходящая учительница, не наша классная. У нас в классе был мальчик, с которым я была еще в детском саду. Он был совершенно прекрасный ребенок, просто очень живой, что в советской школе было не очень удачно. И вторая вещь, которую я совершенно не понимала тогда, но мы ее чувствовали, конечно, как собачки, – он был из очень бедной, социально незащищенной семьи. В моей памяти его мама, это была наша легенда или правда, была чуть ли ни дворничиха. А мы были довольно благополучная школа, обыкновенная, не пафосная, но мы это понимали. И приходящая учительница начала ругать его за какой-то проступок, а главное – грозить, что она напишет матери на работу. И я помню, как этот восьмилетний мальчик, рыдая, встал перед ней на колени, перед всем классом, это был классный час. Мне сейчас физически дурно об этом говорить, и мне было физически дурно в этот момент, и, естественно, я не сделала ничего. Я как сидела за свой партой, так и осталась сидеть, меня просто парализовало. Но там было невообразимо что-нибудь сделать. И сделать что? Что восьмилетний советский ребенок сделает в такой ситуации? Я боялась классного часа после этой истории до конца школы. Я не припомню, не могу даже вспомнить, чем это закончилось. Мне кажется, учительница так испугалась сама происшедшего, что как-то скомкала и прекратила все. Но вот есть история про достоинство и про то, как никто ничего не сделал, и мне физически дурно от этого до сих пор.

Татьяна Вайзер: Я от общего примера Линор перейду к общеполитическим процессам. Мне кажется, то, что я переживаю в этом смысле, переживают очень многие люди в России сегодня. Это такой болезненный момент осознания того, что мое достоинство у меня есть. Даже не того, что мне нужно его от кого-то защищать, а что оно в принципе есть, и что оно отличается от некой навязываемой мне идентичности. Я имею в виду политику нашего правительства, внешнюю и внутреннюю, последних лет, с которой я не могу солидаризироваться, и которая мне неприятна. Я понимаю, что я существую в этом зазоре между русским, как это конституируется официальным дискурсом, и русским, как я это чувствую по сути своей, самоидентификации, я попадаю в этот зазор между официальной национальной идентичностью и самоидентичностью. И тогда встает вопрос о том, что вообще сегодня значит быть русским, что значит быть русским в глазах международного сообщества, что значит быть русским в глазах внутреннего референтного тебе сообщества. И есть ли какое-то достоинство в том, чтобы быть сегодня русским. Этот вопрос для меня впервые очень остро и болезненно встал в последние годы, и я, как человек, в силу возраста не слишком вписанный в советские реалии, впервые переживаю такой разрыв между тем, чем мне предлагается быть, и тем мыслящим, рефлексирующим субъектом, критически ориентированным, сомневающимся, которым мне хотелось бы быть.

Елена Фанайлова: Это к вопросу о субъекте в политической истории, это очень четкий, мне кажется, паттерн последних полутора, а может быть, двух столетий, который нам сейчас приходится переживать вновь на собственной шкуре.

Светлана Стивенсон: Если говорить о сегодняшнем дне, я бы сказала, что проблема достоинства для меня – это проблема профессионального достоинства. Думаю, что многие люди имеют схожую ситуацию, когда все больше и больше начальники становятся технократами, которые мало что понимают в твоей области и всячески вмешиваются в твою профессиональную деятельность. Я работаю в университете, и там бесконечные проверки, лишение меня какой-либо свободы и автономии, низведение меня к такому пролетариату умственного труда, как сказали бы марксисты. И я чувствую, что эта депрофессионализация задевает мое достоинство.

Елена Марасинова: Когда я узнала, что первый вопрос на нашей передаче будет о том, приходилось ли в жизни защищать свое достоинство или достоинство кого-то из близких, я поняла, насколько это важный вопрос, и насколько мало я о нем думала. Я начала копаться в каких-то ситуациях и выяснила, анализируя, что, так или иначе, достоинство унижается агрессивной социальной средой. И здесь мы можем взять те же самые ситуации школы: когда у тебя дети в школе, и ты не можешь проявить как-то свое мнение, потому что это будет отражаться на детях. Или даже не слишком значительная ситуация, когда ты обязан посещать какие-то конференции просто для того, чтобы создавать массовость на этой конференции, – практика Академии наук. И поскольку я давно уже занимаюсь дворянством, то мне стало интересно, каким образом, я задала себе этот вопрос, мы выходим из состояния униженного достоинства. И выяснилось, что мои персонажи в XVIII веке имели опцию дуэли. Здесь я себя поймала на мысли, что несколько раз в жизни думала: как жалко, что нет дуэли, что я не могу сказать “я вас вызываю”. И возможность, которая нам сейчас дана, набор небольшой, – это либо какие-то конфликтная лобовая атака, либо уход в сторону, в какую-то альтернативу, эскапистская практика, если есть возможность такой ниши, либо внутреннее выдвижение собственного критерия, я заслоняюсь собственным критерием. По сравнению с XVIII веком ничего не изменилось.

Елена Фанайлова: А мне кажется, мы потеряли некоторое количество практик, дворянских, сословных. Думаю, что у мещан, у буржуазии были свои способы защиты своего достоинства, в том числе и перед государством, и внутри цеха своего.

Светлана Стивенсон: Мы действительно их потеряли, и слава богу, потому что никто не хочет умирать она дуэли или заниматься мордобоем, а женщине и эти пути были закрыты. Мне кажется, эволюция произошла от культуры чести, которую представляли дворяне, к культуре достоинства, когда в основном либо мы пытаемся сами разобраться со своими обидчиками, желательно без насилия, либо уже обращаемся в крайнем случае за защитой в суды.

Елена Фанайлова: В том числе и в суды по защите чести и достоинства, есть такое дело.

Светлана Стивенсон: Да. И в целом в этой культуре достоинства предполагается, что люди… Ну, вот родители говорят: не обращай внимания, не роняй свое достоинство, не связывайся. Такого рода социализация происходит, и мы действительно теряем способы горячего реагирования, но это, с другой стороны, снижает все-таки уровень насилия. Поэтому я считаю, что это неплохо.

Линор Горалик: Мне кажется, что здесь очень важен разговор про оценочные системы. Мне представляется, что очень часто ситуация страдающего достоинства – это ситуация, в которой тебе необходимо рассмотреть и пересмотреть, может быть, всю систему ценностей, внутри которой ты живешь, и задаться вопросом: каким образом произошедшее выбивает тебя из нее? Что произошло такого, что ты чувствуешь себя вырванным из своей системы ценностей, не принадлежащим ей. И копинг-стратегии, про которые сейчас шла речь, они всегда, мне кажется, про то, чтобы внутренне вернуться в свою систему ценностей, из которой ты был вышиблен чужим поступком. И здесь же открывается дверь в еще одну очень интересную тему – в тему манипулирования системами ценностей.

Елена Фанайлова: Безусловно. Есть даже лекция одного из ведущих спикеров этой конференции, Авишая Маргалита – “Манипуляция и достоинство”.

Татьяна Вайзер: Может быть, это хорошо, что у нас сегодня нет дуэлей и насильственных способов возвращения нашего достоинства, потому что в современности формируется дискурс прав человека, к которому мы все чаще апеллируем в этих случаях, и он во многом спасительный, он во многом позволяет нам гуманизироваться в наших практиках ответа на поруганное достоинство. Мы таким образом как бы указываем нашему обидчику, что он моральный субъект, который разделяет с нами одну систему ценностей, и мы, в отличие от него, не будем действовать методом силы, а будем придерживаться этой ценностной системы моральных субъектов, которые взаимно друг другу обязаны.

Елена Фанайлова: У меня сразу два вопроса с простыми историческими примерами. Потеряла ли честь боярыня Морозова? И потеряли ли честь декабристы? Одна пошла против религиозного статута, сращенного с государством, а вторые так просто бунтовщики против царя. По мнению общества, они теряли честь, эти люди?

Елена Марасинова: Тогда уж обратимся к языку XVIII-XIX веков. Понятие достоинства – это была принадлежность к какому-то сословию. И были даже такие термины – дворянское достоинство, купеческое достоинство. А понятие чести, скажем, для высшего сословия было родовым, оно не было индивидуальным. И эта система, когда твоя честь определяется позицией твоей семьи в той же иерархии, в той же системе ценностей, она как бы привязывала человека к достоинству семьи. Что касается боярыни Морозовой: в общих настроениях XVII века ее достоинство не было никак повреждено, она, наоборот, стала таким образом противодействия и протеста в период раскола. Что касается декабристов, они, условно говоря, нарушали диктуемый кодекс чести. И поэтому к ним в обществе была поляризация отношения. Единая формула службы царю и отечеству в этот период претерпевает некоторую деформацию: я не отождествляю службу царю со службой отечеству. По тому, какой нравственный резонанс до сих пор имеет выступление этих людей, я думаю, что это был поступок чести. Возвращаясь к дуэли, она ведь очень связывала человека. Это не пример свободы, потому что мы знаем знаменитое стихотворение Лермонтова “Невольник чести”.

Елена Фанайлова: Елена, мы уже плавно перешли к содержанию вашего доклада, и я хочу попросить девушек тоже рассказать, о чем их выступления. Линор, для меня, честно сказать, несколько неожиданна тема моды и массовой культуры как поля достоинства.

Линор Горалик: Мой доклад называется “Fashion-shaming”, его раскрытие между оценкой костюма и оскорблением личности. Fashion-shaming – это весь огромный комплекс практик, когда человеку указывают на то, что он каким-нибудь образом неправильно одет в какой-нибудь момент. На эту тему я вышла благодаря тому, что делала исследования по двум другим близким темам. Одна из них была про субъективное ощущение адекватности собственного костюма: как люди переживают чувство “я неправильно одет”. Я сделала огромное количество глубоких интервью, и вскрылась потрясающая вещь. Мало что взрослый человек переживает с такой болью и с такой эмоциональной отдачей, как во многих ситуациях ощущение несоответствия в одежде. Например, некоторая живущая в Европе очень известная, очень успешная журналистка рассказывала мне, как она случайно оказалась на гламурной вечеринке категории А буквально в джинсах и футболке. Это человек моего возраста, ей примерно 40 с чем-то, и она 15 минут плакала в туалете. Ей никто ни на что не указал, и понятно, что мы изживаем куда более ранние травмы в этих ситуациях, и видимо, регрессируем к куда более ранним состояниям. Это было исследование того, что чувствуешь ты. Кстати, большинство людей, которые объясняли, что они тяжело переживали вот это ощущение своего несоответствия, на главный и спрятанный мною, но больше всего меня интересовавший вопрос – как вам давали понять? – отвечали: никак, никто, ни взглядом, ни словом… И второй самый ценный для меня, тоже аккуратно спрятанный вопрос был: как вы даете понять другим? На него большинство ответили: “Я вообще редко замечаю, во что другие одеты” или “я сам не умею оценивать”. Но ощущение, что тебя осудят, тебя оценят, оно, понятно, из другого времени, но оно болезненное. И так ты выходишь на вопрос: а что все-таки в головах у тех, кто делает своей профессией, например, давать оценки? Или у тех, кто, в отличие от профессиональных журналистов, за маской анонимности дает онлайн-оценки? Что эти люди чувствуют? Понятно, что я не могу опрашивать их для доклада на 20 минут, потому что это огромное исследование, и когда-нибудь я надеюсь до него добраться. Но я могу хотя бы оценить тот текст, те высказывания, которые делаются, и попробовать задаться одним вопросом: что не прощают человеку? Какие проступки костюмные, что бы для них ни стояло за этими словами, наказываются наиболее жестоко? У меня есть ответ, но я его приберегу.

Елена Фанайлова: Это касается только элит, или это касается вообще хорошо структурированных общественных сюжетов?

Линор Горалик: Это включает все и кого угодно, включая Инстаграм, любой сюжет, который можно проследить, как раздражитель реакции.

Елена Фанайлова: Я могут легко представить эту ситуацию в любом женском коллективе. Дамы, которые после вечеринки обсуждают, кто как был одет.

Линор Горалик: Самое страшное происходит онлайн, потому что никто ни за что не отвечает. Онлайн реакции на чью-нибудь фотографию, особенно незнакомого человека, с которым ты не состоишь в контакте. Это бесценно, мы получили устную культуру в письменном виде, мы даже не совсем понимаем еще, что мы получили, но самое страшное происходит там?

Елена Фанайлова: А мужчины тоже склонны к такого рода выводам и суждениям?

Линор Горалик: О, да! Особенно применительно к женщинам. Это отдельная тема – обсуждением мужчинами женского костюма, и это бывает очень страшно, потому что это, конечно, про коллективное бессознательное в чистом виде. Особенно когда это обсуждение кого-то незнакомого. Про знакомого люди все-таки думают, что говорят, в какой-то мере. В письменном виде коллективное бессознательное… Я не аналитик, не психолог, не имею права подходить с этим инструментарием, я могу подходить с точки зрения текста и костюма, но ты видишь, что эта тема – тема несоответствия костюма человеку – является идеальной легитимацией агрессии. Нельзя придираться к цвету кожи, нельзя придираться к возрасту, нельзя придираться ко многому, но тело и костюм – это последний канал допустимой агрессии. Потому что считается, что это человек может изменить. Если он выглядит таким образом, у многих в голове есть, что это его сознательный выбор, и он виноват. И поэтому это последний легитимный канал агрессии, и поэтому он очень страшный.

Елена Фанайлова: Ужасно интересно. И связано это с представлениями о связи достоинства и гендера, которое вроде бы в этой конференции не выделена в отдельную тему, но понятно, что это крайне гендерная история. Светлана, ваш доклад, я так понимаю, с оскорблением чувств связан. Понятие оскорбленного достоинства, оскорбленных чувств – один из фетишей нашего времени.

Светлана Стивенсон: Конечно. Мы говорили о культуре достоинства, где человек способен, предполагается, сам разрешить свои конфликты. Желательно ненасильственным путем, и может в крайнем случае обращаться за помощью к государству. Но на смену этой культуры достоинства приходит культура жертвы, когда человек с готовность принимает на себя эту роль, которая, казалось бы, должна быть стигматизирована и указывать на слабость, а слабость всегда порицалась в людях, здесь же человек говорит: да, я слабый, униженный и оскорбленный, – он ищет виновных, ищет врагов, которые чем-то его обидели, и далее обращается к государству. А государство манипулирует этими чувствами и говорит человеку: да, ты слабый, ты жертва, жертва внутренних врагов, олигархов, или тех, кто “поураганил” в 90-е. Культура жертвы связана с тем, что Ницше назвал ресентиментом, то есть чувством обиды за то, что твои проблемы вызваны другими людьми, невозможностью толерантно относиться к людям, и так далее. И вот этот ресентимент всячески подпитывается и возбуждается, и в результате мы живем в обществе, в котором происходят бесконечные конфликты. Если культура достоинства пыталась уйти от конфликта, сгладить конфликты, основываясь на уважении и самоуважении, то сейчас культура жертвы приводит к бесконечным конфликтам. В своем докладе я пытаюсь объяснить, почему эта культура жертвы возникает: потому, что совершенно сменилась культурная повестка, общесоциальная повестка. Государство в ХХ веке предлагало пусть утопические, но проекты социальных преобразований, проекты будущего. Марксистская идеология предполагает одно будущее, либеральная идеология другое, но, тем не менее, обращения к народу с обещаниями чего-то лучшего. Сейчас, когда уже нарратива прогресса нет, государство обращается не к идейным платформам, а к области чувств и смыкается с населением на почве оскорбления, унижения, слабости.

Татьяна Вайзер: Единственный момент, который я не совсем понимаю, это селективность механизма продуцирования жертвы. Потому что, когда разные сообщества обращаются к правительству, к государству у поисках защиты их оскорбленных чувств, они встречают совершенно разную реакцию. Когда к нашему государству обращаются христиане, это одна реакция. Когда к нашему государству обращаются ЛГБТ в поисках защиты, это совершенно другая реакция и совершенно другая риторика чувств.

Светлана Стивенсон: Совершенно верно. Культура жертвы насаждается государством, и люди охотно откликаются на нее, но не все получают защиту. Потому что они сами становятся здесь объектом манипулирования, и государство преследует свои собственные инструментальные цели, выделяя определенные группы, как достойные защиты. Поэтому верующих защищают, и уже сейчас читала, что какая-то группа работников силовых ведомств в какой-то момент решила оскорбиться, и коммунисты решили оскорбиться, и так далее, а другие люди вроде бы не имеют права оскорбляться.

Елена Фанайлова: Атеисты недавно говорили: как же так, мы тоже должны иметь право на свои оскорбленные чувства, не только верующие.

Светлана Стивенсон: Да, согласна, это крайне селективная практика.

Елена Фанайлова: Я думаю, это все напрямую связано с политическими системами, с тем, насколько общество демократично, тоталитарно, паратоталитарно, как оно развивалось на протяжении последних четырех столетий, как эта парадигма достоинства менялась. Мне кажется, здесь мы близки к понятию манипуляции достоинством, когда достоинство встраивается в некоторые политические тренды. То есть, помимо природного психологического ощущения достоинства, без которого, наверное, человеческая личность распалась бы, существует очень конструируемый такой сюжет. То, о чем рассказала Линор в начале программы, это абсолютный такой пример – в одном этом образе и личное, и социальное, и политическое, если угодно. Это очень политическая история, конечно.

Линор Горалик: Про власть и свободу, да.

Татьяна Вайзер: Если характеризовать последние 400 лет, мне кажется, имеет смысл разделить две линии. Их, конечно, гораздо больше, но две особенно отчетливо прослеживаются. Первая – это появление новых политических субъектов через разговор о достоинстве, через заявления о своем достоинстве, когда ранее не замечаемые группы, сообщества, партии начинают претендовать на то, что они должны быть замечены, их голос должен быть принят во внимание. В этом смысле для них разговор о достоинстве – это способ конституирования их политической субъектности. Есть очень хорошие исследования на эту тему, которые говорят о том, что все наши социальные, политические и общественные конфликты имеют основанием в первую очередь не проблему ресурсов или доступа к ресурсам, не проблему социального неравенства, а проблему непризнанности в качестве достойного субъекта. И это первичная проблематика, на которую сегодня политические теоретики обращают внимание, – как через признание достоинства появляются новые группы – женщины, дети, ЛГБТ – в публичном пространстве, как общество становится таким образом более разнородным, гетерогенным. Это одна линия. А вторая линия, о которой мы уже начинали говорить, это манипулирование самой категорией достоинства. И это можно проследить на примере авторитарных и поставторитарных режимов, когда эта категория присваивается, апроприируется одними группами, потом переапроприируется другими группами, и эти инстанции придают ей совершенно разную семантику. На конференции несколько очень хороших докладов из очень разных контекстов национальных – ЮАР, Аргентина, Кения, Португалия и так далее, где докладчики говорят о том, как правительства манипулируют категорией достоинства, чтобы построить образ достойного гражданина нации, например, и как граждане и правозащитные организации пытаются вернуть себе эту категорию и сказать о том, что она должна иметь совершенно другое значение, чем то, что ей придают властные институции.

Елена Фанайлова: Вообще, национальность и достоинство – это вещи связанные?

Линор Горалик: Мне кажется, связанные еще более интересным способом. Из того, что только что говорилось, следует некий странный вывод: скажи мне, что тебя оскорбляет, и я скажу, какова твоя групповая идентичность. Что задевает тебя, какие высказывания, какие посылки – из этого следует твоя групповая идентичность, даже если ты ее не осознаешь. Внезапно ты, например, выясняешь, что ты идентифицируешь себя как работающую женщину или как молодую мать, или ты вдруг выясняешь, что у тебя есть профессиональная идентичность, когда читаешь текст о том, что все представители твоей профессии – и дальше негативные термины. Есть еще одна связка, очень важная. Вся история с оскорблением чувств верующих, кроме того что она лежит в потрясающе важном пространстве, где, на самом деле, чувства и вера пересекаются, а ведь это сложнейшая, укорененная исторически и культурно связь между чувствами и верой, анализировавшаяся столько раз всеми, от Фомы Аквинского до Беды Достопочтенного, но и гораздо шире тоже. Чувства и вера – это огромная тема. Но мы говорим еще о пространстве рационального все время, и мы перескакиваем, как будто не замечая этого, на пространство рационального эмоционального. Потому что, например, вот то, что говорилось, честь была почти рациональным понятием, ее можно было описать в терминах действий. Достоинство оказывается понятием эмоциональным, оно почти не вербализуется, не формализуется. И здесь мы оказываемся во всей истории про чувства верующих в очень интересном месте. Складывается ситуация, когда якобы то, что мы называем оскорблением чувств, достоинства верующих, есть фальшивое оскорбление, мы в него не верим, а оскорбление достоинства либеральной общественности есть подлинное оскорбление, мы в него верим. Это интересная дихотомия, и мне кажется, что она сама заслуживает разговора. Это вот к ответу про – человек, достоинство, государство. Тут происходит какая-то потрясающая и недуальная вещь, которая предстает такой дуальной, что мы не видим ее как состоящую из двух частей.

Елена Фанайлова: Какие чувства ваши последний раз оскорбляли? И что вам позволяло себя чувствовать человеком, принадлежащим к определенной группе?

Светлана Стивенсон: Я бы сказала, что для меня достоинство – универсальная категория, и мне было бы обидно, было такое… Меня похвалил человек, которого я очень уважаю, когда я сделала доклад, сказав: “Это не женский доклад”. Мне это было страшно неприятно.

Елена Фанайлова: Это такой патерналистский дискурс, да.

Светлана Стивенсон: Мне казалось, что я не женщина-ученый, а просто ученый.

Елена Марасинова: А у меня вопрос к Линор. Когда я даю студентам чисто визуальный, внешний протест против мундира в XVIII-XIX веке, как человеку, который сформировался во время позднего социализма, мне было очень легко считать, есть ли у нас протест. Вот длинные волосы, пацифик где-то…

Елена Фанайлова: Да любое нарушение в одежде.

Линор Горалик: Да, нормы были жесткие, и любая трансгрессия была очень легкой.

Елена Марасинова: Да, и когда я даю Онегина, допустим, студентам, я читаю: “Как денди лондонский одет”. А потом я их спрашиваю: “У вас есть какой-то знак, считываемый, что этот человек против официоза, и он это демонстрирует слегка внешне?” Они всегда задумываются и говорят: “Нет. Все такое разное, мы не можем сказать”.

Линор Горалик: Я читаю курс в Шанинке, в магистратуре, по теории костюма, который буквально называется “Современный костюм и трансгрессия”. Он весь про то, как строится костюмная норма, как она нарушается, на каком уровне, и, самое главное, как мы ее считываем. Есть огромное количество ситуаций, и они мне очень дороги. Я всегда стараюсь представить трансгрессию как некоторую цепочку действий. Это применительно к костюму устроено так. Трансгрессия может быть на стороне того, кто создает костюм, на стороне того, кто продвигает и продает костюм, потому что есть ситуации, когда абсолютно консервативные вещи на консервативную публику намеренно продвигаются радикальными методами, потому что публике это приятно почувствовать, и есть еще носящий костюм, и можно взять консервативные вещи и построить самому нечто. А есть стоящий в стороне читатель этого сообщения. И очень часто трансгрессии здесь нет, нет, а вот тут есть. Мы считываем трансгрессию там, где ее нет. Нам кажется часто, что мы оказались в некотором свободном мире, в котором пространство костюма допускает абсолютно что угодно, в котором нарушить это пространство очень тяжело. И каждый раз, когда я своим юным студентам в Вышке, первокурсникам, про это говорю, они кивают, кивают, и тогда я показываю им фотографию принца Гарри со свастикой на рукаве. Нет, у нас есть железные барьеры. Просто мы все находимся внутри системы, и трудно посмотреть на нее со стороны, но если мы это сделаем, мы увидим, насколько она жестко нормативна. Достаточно представить себе женщину не модельной фигуры, за 60 в очень короткой юбке, чтобы понять, что это трансгрессия. Достаточно представить себе любого мужчину с любым элементом женского костюма, – я говорю сейчас не о клубе, не о защищенной среде, а о московском метро, – чтобы понять, как легко выйти. Есть упражнение, я прошу студентов: “Сделайте что-нибудь, что будет вами ощущаться как трансгрессивное, только не ставьте себя в небезопасную ситуацию. Может быть, сделайте что-нибудь, о чем будете знать только вы”. И мальчики говорят все, как один, что любого розового элемента в костюме было достаточно, чтобы плохо чувствовать себя в метро. И это важный урок. Короче говоря, наша свобода такая же иллюзорная, как их свобода с мундиром. Я тоже позднесоветский человек, и мы твердо знаем, что можно было соблюдать формально правила школы в отношении школьной формы и быть трансгрессором. Вам виднее, но мне кажется, что и носящие мундиры тоже умели манипулировать этой формой очень тонко и делали это очень успешно.

Татьяна Вайзер: Возвращаясь к вопросу о том, что оскорбляло в последние годы, мне кажется, оскорблялось право на сложность, на сложную идентичность. Когда тебе в лицо говорят: “Вы, либералы” или “вы, критики”, или “вы, оторванная от жизни академическая элита, зачем вы нужны?” – понимаешь, что общество очень поляризировано, и язык самоидентификации настолько упрощен, что ты не можешь вписаться ни в одну из предложенных. Это странное чувство, когда тебе кажется, что то, что ты есть, что ты делаешь, очень сложно устроено, это требует каких-то серьезных ресурсов, чтобы это поддерживать, производить и так далее, и тебе отказывают в этом праве на сложность.

Елена Фанайлова: То, что меня очень трогает в этой конференции, как достоинство вписывается в систему, связанную с новейшими политическими изменениями, я имею в виду достоинство мигрантов на грани смерти. Один из докладов хедлайнера Хоми Бабы – “Достоинство в экстремальной ситуации: миграция, смерть и возможность выживания”. Эта ситуация опять же крайне связана с политической историей. Встает вопрос: как сохранить достоинство человеку, который оказался выброшен ходом истории, ходом судьбы из привычной жизни? Он теряет все, он теряет связи, дом, непонятно, что он приобретает, и он часто оказывается не на свободе, а в миграционном лагере, и судьба его дальше не ясна. Это вообще огромный экзистенциальный вызов.

Светлана Стивенсон: По своей практике опросов бездомных людей я могу сказать, что для них проблема достоинства была совершенно ключевой, и возможность сохранения достоинства. Даже была какая-то невероятная определенная зависимость между периодом, сколько они были на улице, и насколько им удавалось сохранить достоинство. Три месяца – достоинства не было. У нас в анкете был последний вопрос: “Скажите, пожалуйста, кто Я?” Они сказали все, что им пришло в голову, человек говорил: “Я – бомж, и этим все сказано”. Но были люди, которые боролись за свое достоинство. Был, например, человек, который сам работал волонтером в благотворительной организации и говорил: “Я помогаю другим людям, и тем самым я себя сохраняю, что я не только реципиент, а еще могу кому-то что-то дать”. Были и такие попытки бороться за свое достоинство. Но там ресурсы минимальные для сохранения достоинства. Даже возможность помыться, почистить зубы уже, им казалось, в какой-то степени реабилитировала их в обществе.

Елена Фанайлова: Тут еще одна важная тема – связь достоинства и телесности. Переживание нами телесности огромно.

Светлана Стивенсон: Да, и поэтому было совершенно понятно, что достоинство – это то, что им позволяет общество, у них собственных ресурсов для сохранения достоинства практически нет.

Линор Горалик: В какой-то момент я узнала, что происходит с одеждой, которую мы не покупаем, что происходит с этим огромным количеством одежды, которая перемещается в отделы распродаж, а потом исчезает. Многие большие бренды отправляют ее туда, что до сих пор часто называется странами третьего мира, это некорректное выражение, но используемое, в качестве гуманитарной помощи. Господь миловал меня, я в этом смысле человек привилегированный, мне ни разу не приходилось оставаться без дома, оставаться голодной и все остальное, но я немножко знаю про опыт бедности жесткой первых лет эмиграции, первого года особенно эмиграции, когда с нами делились одеждой. Я знаю это переживание. Мне было 14 лет, и когда ты подросток, тебе очень важно, что на тебе надето. Меня эти вещи, скорее, радовали. Как это переживали мои родители – я не знаю, может быть, совершенно иначе, взрослые люди, привыкшие обеспечивать себя. Но сейчас я думаю про огромное количество людей в мире, которые одеваются из гуманитарной помощи, и мы понятия не имеем, как это сказывается на их самоощущении и достоинстве. Я очень надеюсь, что кто-то этим исследованием займется.

Татьяна Вайзер: Проблема еще в том, что мы очень мало знаем о них, как они могли бы рассказать о себе в первом лице. То, что мы о них знаем, даже если это картинка, взывающая к нашему состраданию, это всегда картинка, показанная кем-то, об этом субъекте. И об этом субъекте говорится в третьем лице – он, они, эмигранты, и так далее, то есть мы воспринимаем их бытие, в том числе телесное бытие, через дискурс третьих лиц, которые не являются сами мигрантами. Мне кажется, сегодня было бы правильно в публичном пространстве, в медиа давать им слово, давать им право говорить о своем опыте от первого лица.

Елена Фанайлова: В нашем видеоразделе и отделе документального кино на Радио Свобода определенные опыты такого рода происходят.

Татьяна Вайзер: Да, и они очень ценны, но он минимальны по сравнению с дискурсом, который перекрывает их собственные голоса.

Елена Марасинова: Возвращаясь к первому вопросу нашей программы, что меня унижало в последнее время, мое достоинство, – вот я бываю в каком-то социальном пространстве, и просто становлюсь свидетелем иногда, как кто-то из обслуживающего персонала кафе или еще чего-то невероятно грубо говорит с девушками из Средней Азии, которые там работают. При этом очень вежливо разговаривают с клиентами, очень вежливы с посетителями. Я даже пару раз вмешивалась, говорила: “Как вы можете?!” И эти ситуации, на самом деле, делают нас не просто наблюдателями всего этого, а мы же живем в обществе, где есть значительная социальная группа, которая находится в униженном положении, в нашем городе, рядом с нами, и так или иначе, мы, даже близко не контактируя, сталкиваемся с этим. И не влиять на общую атмосферу в обществе эта ситуация не может, на мой взгляд.

Елена Фанайлова: Безусловно. Я вообще думаю о судьбе мигрантов, кавказцев, вот эти все стигмы, которые были придуманы еще 15 лет назад, и которые работают, несмотря на смещение медийного критического государственного внимания в сторону людей другого государства, которые затеяли революцию достоинства. Это огромная проблема, да.

Линор Горалик: Есть и еще одна категория рядом с нами. Мы знаем, какой процент детей получают уважение и внимание взрослых, которых они заслуживают, и это очень маленький процент, прямо скажем. И во-вторых, если говорить о публичных ситуациях, я думаю, почти каждый из нас переживал ситуацию оскорбления ребенка взрослым, унижения, насилия, когда ты опять же по-настоящему не знаешь, что делать. Хотя тут ты уже, казалось бы, взрослый человек и можешь вмешаться, но ты уйдешь, а ребенок останется, еще и навлекший на мать чей-то выговор.

Татьяна Вайзер: Тема, которая, к сожалению, не вошла в эту конференцию, а она очень важная для современных европейских дискуссий, – это проблема, которая возникла после 11 сентября, когда в законодательство некоторых европейских стран предложили внести закон о праве сбивать самолет, который захватили с заложниками и ведут на цель. Те, кто предлагают этот закон, руководствуются прагматическими соображениями – спасти больше жизней жертвованием меньшего количества жизней. Но есть ряд правозащитников, юристов, этиков, политологов, которые возразили на этот закон тем, что мы в таком случае забываем о достоинстве человека. Под достоинством они в данном случае имели в виду такое безосновное достоинство, экзистенциальную ценность человеческой жизни, которая не может мериться в количестве. Это вопрос, который сегодня не нашел окончательного решения, он продолжает беспокоить правоведов, юристов, политологов. И есть очень хороший немецкий эссеист, прозаик и юрист Бернхард Шлинг, который опубликовал по этому поводу в “Шпигеле” прекрасное эссе “На границах права”, где он показывает, почему это сегодня является проблемой, почему это не может получить однозначного решения, и это всегда связано с внутренней конфликтностью между правом и законом, и с человеческим достоинством.

Елена Марасинова: Переходя от XVIII века, от телесных наказаний к современности и к праву: мне кажется, несмотря на то, что прошло столько веков, у нас личность защищена законом на самом низком пределе. То есть нельзя убить, нельзя обокрасть и нельзя как-то повредить имущество. Я считаю, что наша общая задача – повышение через общественное мнение порога недопустимого оскорбления. В связи с этим я думаю, что, в принципе, является очень опасным прецедентом тот закон, что бытовое какое-то насилие в семье – это административное наказание, это не является уголовной ответственностью. Здесь мы вновь уходим назад, потому что столько дворянство боролось за свободу от телесных наказаний, и сейчас у нас, мне кажется, в какой-то степени этот порог понижается, а он должен повышаться – защищенности и достоинства личности.

Линор Горалик: Я стараюсь как можно жестче отдавать себе отчет в том, что мне очень повезло. Я человек, которому легко носить свое достоинство, как рубашечку, потому что я никогда не была беженцем, никогда не была бездомной, мне повезло родиться того же цвета, какого было большинство населения страны, в которой я живу. Мне повезло родиться в семье, которая могла позволить себе медицинское обеспечение, мне повезло получить образование. Я очень остро чувствую, что мне говорить о своем достоинстве очень легко, и я понятия не имею, как на самом деле это устроено внутри человека, оказавшегося чуть менее удачливым, чем я.

Декларация о защите всех лиц от пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания — Декларации — Декларации, конвенции, соглашения и другие правовые материалы

Декларация о защите всех лиц от пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания

Принята резолюцией 3452 (XXX) Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1975 года

Статья 1

1. Для целей настоящей Декларации пытка означает любое действие, посредством которого человеку намеренно причиняется сильная боль или страдание, физическое или умственное, со стороны официального лица или по его подстрекательству с целью получения от него или от третьего лица информации или признаний, наказания его за действия, которые он совершил или в совершении которых подозревается, или запугивания его или других лиц. В это толкование не включаются боль или страдание, возникающие только из-за законного лишения свободы, ввиду состояния, присущего этому или вследствие этого, в той степени, насколько это совместимо с Минимальными стандартными правилами обращения с заключенными¹.

2. Пытка представляет собой усугубленный и преднамеренный вид жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и наказания.

Статья 2

Любое действие, представляющее собой пытку или другие жестокие, бесчеловечные или унижающие достоинство виды обращения и наказания, является оскорблением человеческого достоинства и должно быть осуждено как нарушение целей Устава Организации Объединенных Наций и нарушение прав человека и основных свобод, провозглашенных во Всеобщей декларации прав человека.

Статья 3

Никакое государство не может разрешать или терпимо относиться к пыткам или другим жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения и наказания. Исключительные обстоятельства, такие, как состояние войны или угроза войны, внутренняя политическая нестабильность или любое другое чрезвычайное положение, не могут служить оправданием для пыток или других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания.

Статья 4

Каждое государство должно, в соответствии с положениями данной Декларации, принимать эффективные меры для того, чтобы не допускать пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания в сфере его юрисдикции.

Статья 5

Подготовка персонала, стоящего на страже соблюдения закона, и подготовка других официальных лиц, которые могут нести ответственность за лиц, лишенных свободы, должна обеспечивать такое положение, при котором полностью учитывалось бы запрещение пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Это запрещение должно также, по мере необходимости, быть включено в такие общие правила или уставы, которые касаются обязанностей и функций каждого, кто может иметь дело с содержанием под стражей таких лиц или обращением с ними.

Статья 6

Каждое государство должно систематически рассматривать методы и практику ведения допроса и условия содержания под стражей и обращения с лицами, лишенными свободы, на его территории, с тем чтобы не допускать каких-либо случаев пыток или других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания.

Статья 7

Каждое государство должно обеспечить такое положение, при котором все действия совершения пыток, как это определено в статье 1, рассматривались бы в соответствии с его уголовным правом как преступления. То же должно относиться к действиям, которые представляют собой участие в пытках, соучастие в них, подстрекательство или намерение подвергнуть пытке.

Статья 8

Любое лицо, которое утверждает, что оно подверглось пытке или другому жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство виду обращения и наказания со стороны официального лица или по его подстрекательству, должно иметь право на то, чтобы предъявить жалобу компетентным органам соответствующего государства, и на то, чтобы дело было беспристрастно рассмотрено ими.

Статья 9

Каждый раз, когда есть разумные основания полагать, что имела место пытка, как это определено в статье 1, компетентные органы соответствующего государства должны немедленно начать беспристрастное расследование, даже если официально не было предъявлено жалобы.

Статья 10

Если расследование в соответствии со статьей 8 или статьей 9 устанавливает очевидность того, что имела место пытка, как определено в статье 1, против такого нарушителя или нарушителей должен быть в соответствии с национальным законодательством возбужден уголовный процесс. Если будет обнаружено, что обвинения в других видах жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и наказания имеют основания, то против такого нарушителя или нарушителей должно быть возбуждено уголовное, дисциплинарное или другое соответствующее преследование.

Статья 11

Когда доказано, что имела место пытка или другой жестокий, бесчеловечный или унижающий достоинство вид обращения и наказания со стороны официального лица или по его подстрекательству, то в соответствии с национальным законодательством потерпевший получает возмещение или компенсацию.

Статья 12

Любое заявление, которое, как установлено, было сделано под пыткой или в результате другого жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство вида обращения и наказания, не может привлекаться в качестве свидетельства против лица, которого касается любое судебное преследование, или против любого другого лица, имеющего отношение к судебному преследованию.

---

¹ First United Nations Congress on the Prevention of Crime and the Treatment of Offenders: report by the Secretariat (издание Организации Объединенных Наций, в продаже под № 1956.IV.4) annex I.A.

«Удаленка» — это навсегда: пандемия высветила достоинства и недостатки систем ВКС. Опрос

04 Июня 2021 10:2604 Июн 2021 10:26 | Поделиться

Весной 2020 г. многие сотрудники были отправлены «на удаленку». Одной из самых важных и сложных задач, которую пришлось решать менеджменту компаний, стало обеспечение эффективного взаимодействия сотрудников при совместной работе. Одну из главных ролей при решении этой задачи сыграли средства видеоконференцсвязи.

Удаленная работа как новая парадигма

Встречаться «лицом к лицу» сотрудникам, отправленным по домам, дали возможность средства видеоконференцсвязи. С формальным окончанием локдауна актуальность ВКС-решений не уменьшилась — многие сотрудники предпочли остаться работать из дома, хотя бы часть недели, а деловые переговоры через экран компьютера или даже смартфона стали обыденностью.

Неудивительно, что рынок средств унифицированных коммуникаций и средств совместной работы (UC&C, Unified Communications & Collaboration), составной частью которого является сегмент ВКС-систем, в 2020 г. резко вырос.

По данным IDC он увеличился почти на четверть и достиг $47,2 млрд. Продажи «UC&C как услуга» увеличились на 21,2, до $16,4 млрд. А сегмент решений для совместной работы, в который входит и ПО для организации видеоконференцсвязи, увеличился на 45%, до $22,1 млрд.

Выручка ведущих поставщиков ВКС-решений

Компания	Выручка в 2020 г., $ млрд	Рост выручки в 2020 г., %	Доля рынка, %
Microsoft	16,1	46,0%	34,20%
Cisco	5	-4,6%	10,50%
Zoom	2,6	333,4%	5,50%
Avaya	1,2	14,8%	2,60%
RingCentral	0,9	32,5%	1,90%

Источник: IDC, 2021

По окончании локдаунов привычка к удаленной работе осталась, и по оценке Gartner, к 2024 г. лишь 25% совещаний будут проводиться очно, в то время как до пандемии их доля составляла 60%. Так что рынок унифицированных коммуникаций и сегмент ВКС продолжат расти.

Для того, чтобы выяснить, какие возможности ВКС-решений наиболее важны для отечественных пользователей и какие их недостатки особенно мешают, интегратор CTI провел опрос почти 3 сотен ИТ-экспертов компаний из различных секторов экономики.

Встречаться «лицом к лицу» сотрудникам, отправленным по домам, дали возможность средства видеоконференцсвязи. Фото: ru.depositphotos.com

«В начале локдауна не все из нас осознавали, что мы входим в новую эру, где дистанционная работа — это уже не экзотика, а суровая повседневность, — говорит Денис Липский, архитектор ИТ-инфраструктуры FBK Grant Thornton. — Системы видеоконференцсвязи и решения в области объединенных коммуникаций встали в ряд с самым необходимым и часто используемым программным обеспечением в повседневной деятельности».

Пандемия уйдет — «удаленка» останется

Половина опрошенных заявили, что в их компаниях 90% сотрудников во время пандемии были переведены на удаленную работу, причем такого образа действий придерживались во всех отраслях — от образовательных учреждений до крупных корпораций. Эти результаты согласуются с результатами других исследований.

«В нашей компании с началом пандемии коронавируса на дистанционный режим работы вышло порядка 95% сотрудников, — отметил Денис Липский. — Не все из них в полной мере владели навыками и инструментами удаленной работы, некоторым пришлось оперативно подтягивать свои знания».

При этом после локдауна вернулись в офис далеко не все. Более половины, 53% респондентов, заявили, что после прекращения режима самоизоляции работать в офисах продолжили менее 20% сотрудников.

Также 40% отметили, что у них теперь все совещания проводятся посредством видеоконференций, 34% — что в компании совмещают очный и удаленный форматы совещаний, и только в компаниях 26% респондентов, как и прежде, проводят встречи в офисе, но теперь — с соблюдением правил социального дистанцирования и усиленных мер безопасности.

Самыми популярными ВКС-сервисами стали Zoom и Skype, которые набрали по 45% голосов, на третьем месте, с 17% — Cisco Webex (можно было указывать несколько ВКС-систем). Далее следуют Microsoft Teams (12%) и Google Hangouts (8%). Решения других производителей набрали 13%.

Грузовые дроны и воздушные такси: какой будет Москва будущего

Инновации и стартапы

Интересно отметить, что одновременно с ростом популярности ВКС-решений на портале госзакупок наблюдалось снижение общего объема закупок систем видеоконференцсвязи (с ₽4,276 млрд в 2019 г. до ₽2,859 млрд в 2020 г.). Причиной этого спада послужило массовое предоставление вендорами бесплатных версий своих продуктов. Таким образом производители набирали базу пользователей, надеясь, что те, убедившись, что решения удовлетворяют их потребностям по качеству звука и видео, безопасности и удобству использования, останутся их клиентами и после окончания действия периода бесплатной работы.

Что ценят в ВКС-системах и что в них раздражает

Главное требование к ВКС-системам, что неудивительно, — качество видео и звука, его упомянули 67% опрошенных. Для 59% наибольшее значение имеют конфиденциальность данных и безопасность соединения, а 47% особенно ценят возможность запуска конференции с любого устройства без необходимости устанавливать дополнительные приложения (на этот вопрос можно было давать более одного ответа).

Вопросы повышения качества связи ИТ-отделам компаний приходилось решать «на лету», зачастую не имея возможности повлиять на техническое состояние «домашних» компьютеров и каналов связи. «Вопросы качества видео выходят на первое место, — говорит Владимир Жаров, руководитель направления «Унифицированные коммуникации и речевой дилинг», Альфа-Банка. — Поэтому на удаленных рабочих местах при участии в конференциях мы не рекомендуем использовать Wi-Fi диапазона 2,4 ГГц, он перегружен. Также на качество видеоконференцсвязи негативно влияет использование VPN-клиентов».

Что касается недостатков, то основным, что также неудивительно, стали низкое качество связи — так ответили 37% опрошенных, 22% недовольны необходимостью при совместной работе переключаться между разными инструментами, 20% испытывали неудобства из-за отсутствия возможности записать конференцию или получить доступ к уже сделанной записи.

Технологическое несовершенство, впрочем, можно иногда компенсировать грамотным менеджментом. «Большое количество людей планируют встречи одновременно в «круглый час», например, утром в 9:00 и в 10:00, чем создают стрессовые пиковые системные нагрузки и риски деградации качества, — говорит Владимир Жаров. — Избежать этого легко позволяет гибкое планирование совещаний и использование стриминга в части сценариев».

«Ликвидировав жесткую привязку сотрудников к офисам, пандемия послужила триггером цифровой трансформации коммуникаций, — говорит Альберт Исламов, директор департамента коммуникационных сервисов CTI. — Этим объясняется повышенный спрос на решения для организации совместной работы. Вместе с тем растут требования пользователей к качественным характеристикам используемых продуктов».

Работа и жизнь: ВКС помогает найти баланс

Тенденция перехода к удаленному или гибридному стилю работы сохранит актуальность и в дальнейшем. «В настоящий момент к старому формату офисной работы вернулись только 20% сотрудников нашей компании, — говорит Денис Липский. — Часть осталась полностью работать на удаленке, в основной массе сотрудники предпочитают работать в гибридном режиме, отдавая предпочтение хоум-офису». Поэтому неудивительно, что компании проявляют все больший интерес к интегрированным разработкам для обеспечения совместной работы. И средства ВКС развиваются не как отдельное направление, а как часть комплексной экосистемы технологий для продуктивной совместной работы.

«Для нас вопрос создания и развития инфраструктуры, способной адаптироваться к меняющимся условиям и служить надежной защитой инвестиций, становится ключевой задачей в рамках долгосрочного планирования, — говорит Владимир Жаров. — Видеоконференцсвязь уже давно стала значимым инструментом для эффективного и оперативного управления банком. Реалии 2020 года многократно подчеркнули ее важность не только для банковской, но для всех остальных сфер бизнеса».

Помимо прочего, использование систем ВКС и других средств совместной работы дает сотрудникам шанс достичь баланса между карьерой и личной жизнью, о котором сейчас так много говорят.

Андрей Смирнов

Что такое человеческое достоинство? Общие определения.

В наши дни вы часто слышите термин «человеческое достоинство». Человеческое достоинство лежит в основе прав человека. Что такое человеческое достоинство? Какова история этой концепции и почему это важно? В этой статье мы обсудим историю этого термина, его значение и его место как в системе прав человека, так и в религиозной системе.

Что такое человеческое достоинство?

По сути, концепция человеческого достоинства – это вера в то, что все люди обладают особой ценностью, связанной исключительно с их человечностью.Это не имеет ничего общего с их классом, расой, полом, религией, способностями или любым другим фактором, кроме того, что они люди.

Термин «достоинство» эволюционировал с годами. Первоначально латинские, английские и французские слова, означающие «достоинство», не имели ничего общего с присущей человеку ценностью. Это гораздо больше соответствовало чьим-то «заслугам». Если кто-то был «достойным», это означало, что у него высокий статус. Они принадлежали к королевской семье или церкви, или, по крайней мере, у них были деньги. По этой причине «человеческое достоинство» не фигурирует ни в Декларации независимости США, ни в Конституции.Эта фраза, как мы ее понимаем сегодня, не была признана до 1948 года. Организация Объединенных Наций ратифицировала Всеобщую декларацию прав человека.

Человеческое достоинство: основы прав человека

Первоначальное значение слова «достоинство» указывало на то, что кто-то заслуживает уважения из-за своего статуса. Во Всеобщей декларации прав человека эта концепция была перевернута с ног на голову. Статья 1 гласит: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Внезапно достоинство стало не тем, что люди зарабатывали из-за своего класса, расы или другого преимущества. Это то, с чем рождаются все люди. Все люди заслуживают уважения просто потому, что они люди. Права человека естественным образом проистекают из этого достоинства.

Международный пакт о гражданских и политических правах, принятый в 1966 году, продолжил это понимание. В преамбуле говорится, что «… эти права проистекают из достоинства, присущего человеческой личности». Эта вера идет рука об руку с универсальностью прав человека.В прошлом уважение и права предоставлялись только людям, достойным своего статуса. Переопределяя достоинство как нечто присущее каждому, он также устанавливает универсальные права.

Человеческое достоинство: религиозные рамки

Понятие человеческого достоинства не ограничивается правами человека. Фактически, на протяжении веков религии по всему миру признавали одну из форм человеческого достоинства в том виде, в котором мы ее понимаем сейчас. Большинство (если не все) религии учат, что люди по той или иной причине по сути равны.В христианстве, исламе и иудаизме это потому, что люди были созданы по образу Бога, став детьми Бога. Достоинство – это то, что дает людям божественное существо. В католическом социальном учении фраза «человеческое достоинство» используется специально для поддержки веры церкви в то, что каждая человеческая жизнь священна. Это определяет приверженность деноминации социальным вопросам, таким как отмена смертной казни.

В индуизме и буддизме, соответственно, достоинство присуще, потому что люди являются проявлением Божества или находятся в универсальном пути к счастью.В Шветасватара Упанишаде, древнем санскритском тексте, говорится: «Мы все рождены от бессмертного» или «Мы дети бессмертия». Буддизм начинается с понимания того, что люди «редки», потому что они могут делать выбор, ведущий к просветлению. Наше достоинство проистекает из этой ответственности и способности, объединяющей всех людей в их поисках.

Когда все равны, все они в равной степени заслуживают уважения и прав, по крайней мере теоретически. Множество людей на протяжении многих лет неуважительно относились к своему достоинству со стороны религиозных организаций и других лиц, которые использовали религию как оправдание.

Почему признание человеческого достоинства так важно

Почему человеческое достоинство так важно, когда речь идет о правах человека? Человеческое достоинство оправдывает права человека. Когда люди разделены и им присваиваются ценности, основанные на таких характеристиках, как класс, пол, религия и т. Д., Это создает неравноправные общества, в которых широко распространена дискриминация. Преференциальный режим получают люди, которым присвоено более высокое значение. Тот, кто не попадает в привилегированную категорию, брошен или угнетен.Мы видели, что происходит в местах, где человеческое достоинство не рассматривается как неотъемлемая часть, а права человека не являются универсальными. В то время как немногие привилегированные в этих обществах процветают, общество в целом значительно страдает. Неизбежно вспыхивает насилие. Если к власти приходит новая группа, которая также не признает человеческое достоинство, цикл разрушения продолжается, только с другими участниками.

Признание человеческого достоинства и универсальности прав человека не только для защиты и уважения людей.Это на благо всего мира. Если бы права всех уважались и у всех были бы равные возможности для процветания, мир стал бы намного более счастливым и мирным местом.

Узнайте больше о том, как защищать и защищать человеческое достоинство, из бесплатного онлайн-курса.

Подписывайтесь на нашу новостную рассылку!

Определение достоинства Merriam-Webster

копать · ni · ty | \ ˈDig-nə-tē \ 1 : формальная сдержанность или серьезность манер, внешнего вида или языка

3а : высокое звание, должность или должность

Как определить достоинство и его место в правах человека – взгляд философа

Большинству людей концепция достоинства может показаться не такой уж спорной темой.И все же разные культуры и философы по-разному определяют его. Для некоторых это главная ценность прав человека во всем мире. Для других это расплывчатая, произвольная и бесполезная концепция, которую используют как лозунг, когда правильные аргументы терпят неудачу. В ходе исследования, которое я провел с бывшим президентом Ирана Абол-Хасаном Бани-Садром, я обнаружил, что достоинство является одной из самых спорных концепций 20-го и 21-го веков и как единое определение может помочь навести мосты. между исламской и западной культурами.

Некоторые политологи назвали беспорядки 21 века на Ближнем Востоке «революциями достоинства». Хотя рост цен на продукты питания, бедность, безработица и коррупция способствовали этим восстаниям, комментаторы в регионе отметили, что люди на улицах говорили о гневе, гордости, унижении и достоинстве. Или, как выразился Фрэнсис Фукуяма:

Основная проблема заключалась в достоинстве или его отсутствии, чувстве собственного достоинства или самоуважении, к которому все мы стремимся.Но достоинство не ощущается, если его не признают другие люди. Это по своей сути социальное и, по сути, политическое явление.

Западные ученые часто различают стремление к собственному достоинству. Например, философы, которые считают, что добродетели определяют нравственное поведение (скажем, в отличие от долга), будут утверждать, что добродетели – это культивируемые, надежные черты характера, которые нужны людям для процветания. Тогда достоинством достоинства будет способность выдерживать жизненные трудности с самообладанием.Нельсона Манделу часто используют в качестве примера из-за его силы, проявленной в невзгодах.

Мраморная статуя римского оратора Цицерона. CrisFoto / Shutterstock

Спокойная душа

Но можно также утверждать, что достоинство не столько в характере и достоинствах, сколько в звании. Папа или президент Соединенных Штатов в этом случае будут «носителями достоинства» из-за своего ранга. Но это толкование достоинства было оспорено еще во времена Римской империи Цицероном, который хотел отодвинуть эту концепцию от позиций высокого ранга и иерархии.В De Officiis Цицерон красноречиво призывает к достоинству своего персонажа – персонажа, свободного от зависти, желаний, страха и гнева. Для него достоинство не в звании, а в спокойной душе и контроле над своими эмоциями.

Иногда слово «достоинство» просто используется для обозначения повседневного поведения и хороших манер, таких как не храпеть в поездах или не целоваться в церкви. Добродетель, звание и этикетное толкование достоинства – все это относится к желаемому достоинству. Для их достижения нужно приложить усилия.Самый известный поэт Германии Иоганн Вольфганг фон Гете написал прекрасное высказывание о желанном достоинстве, сказав: «Лавр гораздо легче связать, чем найти для него достойную голову».

Достоинство и права человека

Внутреннее достоинство, с другой стороны, не требует усилий со стороны носителя достоинства и не может быть потеряно. Первым и самым известным западным философом, утверждавшим, что человеческое достоинство присуще человеческим существам, является Иммануил Кант. Он утверждал, что достоинство неприкосновенно и не может быть отказано даже порочному человеку.

Мы все рождены с достоинством и все с достоинством умираем, если верить кантовской интерпретации. Никто не может забрать это у нас. Именно это чувство достоинства считается краеугольным камнем прав человека. Уже сейчас видно, откуда могут зайти разногласия. Никто никогда не теряет своего достоинства? Нет, не по Канту. Близким родственником кантианского достоинства является достоинство, продвигаемое католической церковью, утверждающей, что Бог наделил всех людей достоинством.

Памятник философу Иммануилу Канту в Калининграде, Россия.dugwy39 / shutterstock

Как это соотносится с достоинством в понимании исламских ученых? Согласно Корану, все сотворенное «благородно и достойно». В Коране говорится, что достоинство каждого живого явления проистекает из самой разумной жизни и связано с ней. Это высказывание из Корана напоминает как католическую веру в то, что достоинство дано Богом, так и кантианскую веру в неприкосновенность достоинства. В силу своего достоинства все люди свободны и, пока они не пренебрегают Богом, они также благородны.

Как западный философ и политический аналитик, которые работали вместе на протяжении многих лет, мы с Бани-Садр считаем, что в наиболее важных интерпретациях есть сущность – общий дух. Основываясь на этике добродетели, кантианской этике и исламе, достоинство можно определить как: «Чувство собственного достоинства, которое мы обязаны развивать и уважать в себе, а долг защищать в других».

Эта интерпретация может объяснить, о чем говорили эти люди на улицах во время «революций достоинства», и, возможно, даже навести мосты между исламской и западной мыслью, поскольку она показывает, что мы не так уж сильно различаемся, когда дело касается больших философских вопросов.

Что такое достоинство и как оно связано с нашими правами?

« Достоинство» – ключевое модное слово в области прав человека. Это то, что есть у всех нас, а значит, мы заслуживаем определенных прав. Но что именно?

Все началось несколько десятилетий назад с Всеобщей декларации прав человека, в статье 1 которой провозглашается:

Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах.

Всеобщая декларация была официально принята в 1948 году – после Второй мировой войны и часто рассматривается как начало современного движения за права человека.Он был построен на идее, что все люди обладают определенным достоинством и стоят долларов.

К тому времени, когда несколько десятилетий спустя был принят Международный пакт о гражданских и политических правах (МПГПП), стало ясно, что эта концепция лежит в основе прав человека. Настолько, что это снова было в преамбуле, где было добавлено: «Признание того, что эти права проистекают из достоинства, присущего человеческой личности».

Перенесемся в сегодняшний день, и эта идея в значительной степени укоренилась повсюду.В деле о помощи при смерти, возбужденном Дайан Претти, Суд по правам человека сказал следующее о достоинстве и Конвенции о правах человека:

Сама суть Конвенции – уважение человеческого достоинства и свободы человека

Звучит хорошо, правда? Но мы все еще не приблизились к тому, чтобы разобраться, что именно dan равно ?

Ценность, привязанная к самому человечеству

Изображение предоставлено: Pixabay

Достоинство

«Состояние или качество быть достойным чести или уважения»

Оксфордский словарь английского языка

Основная предпосылка здесь заключается в том, что в нашем статусе людей есть что-то, что делает нас достойными уважения.

Всеобщая декларация связывает это с нашим «разумом и совестью», что является неотъемлемой частью человеческого бытия. Однако это не совсем так однозначно – мы все еще говорим, что люди обладают достоинством там, где они не могут проявлять разум. Например, в недавнем деле Чарли Гарда люди говорили о праве «умереть достойно», хотя одиннадцатимесячный ребенок не мог рассуждать так же, как взрослый. Это касается всех нас.

Фактически, достоинство настолько привязано к нашим представлениям о человечности, что мы используем такие термины, как «бесчеловечное обращение», чтобы описать действия, нарушающие наши права человека.Есть ощущение, что гуманно обращаться с кем-то – значит вести себя по отношению к ним так, чтобы это соответствовало их гуманности и достоинству.

Все согласны с тем, что это у нас есть – и мы родились с этим

Изображение предоставлено: Pixabay

Ну, по крайней мере, большинство людей. Достоинство – это объединяющая ценность, независимо от религиозных убеждений. Всеобщая декларация была принята с участием людей из самых разных культур. Конечно, эти люди не обязательно могут прийти к единому мнению о том, откуда берется достоинство.

Всеобщая декларация гласит, что мы «рождены… равными в достоинстве и правах». Но остается вопрос, есть ли у нас достоинство до рождения?

Некоторые люди считают произвольным говорить, что мы обладаем достоинством в момент рождения, но не тогда, когда мы находимся в утробе матери накануне. Итак, когда мы обретаем достоинство? На этот вопрос нет простого ответа, но в настоящее время нерожденные дети не имеют отдельного юридического признания ни в Конвенции о правах человека, ни в общем праве Англии и Уэльса, ни в законодательстве Шотландии.

Можем ли мы его потерять?

Кредит изображения: Pexels

Согласно Всеобщей декларации наши права «неотчуждаемы» – их нельзя отнять или отдать. Это потому, что достоинство, которое мы питаем и которое дает нам эти права, также неотчуждаемо. Вот почему наши права сохраняются вплоть до нашей смерти.

Некоторые участники кампании «Право на смерть» говорят, что некоторые люди не чувствуют себя достойно на последних этапах своей жизни. Они утверждают, что нет ничего достойного в том, чтобы оставить кого-то умирать мучительной смертью, вместо того, чтобы позволить любимому человеку помочь им безболезненно завершить свою жизнь.

Очевидно, что это очень сложный вопрос, который по-прежнему рассматривается в судах и обсуждается. Сторонники как за, так и против оказания помощи в самоубийстве утверждают, что достоинство на их стороне.

Как достоинство влияет на ваши права?

Изображение предоставлено: Kaique Roche / Pexels

Достоинство означает, что определенные действия, такие как пытки, запрещены, потому что мы хотим «защитить как достоинство, так и физическую и психическую неприкосновенность личности». В этом смысле достоинство – это то, чего мы придерживаемся, что мы хотим защитить от разрушения.

Что касается других прав, таких как право на здоровье, достоинство – это то, чего мы хотим помочь людям достичь. Мы гарантируем, что у людей есть основные права, чтобы они могли вести достойную жизнь.

Мы также считаем, что такие права, как право не подвергаться дискриминации, жизненно важны, потому что все люди «свободны и равны в своем достоинстве и правах». Здесь достоинство – это то, что мы уважаем, признавая, что оно есть у каждого. Это то, что мы никогда не потеряем.

Идея достоинства лежит в основе нашего отношения к себе.Это то, что объединяет людей, принадлежащих к разным культурам и убеждениям, и что в конечном итоге привело к всеобщему признанию того, что нам необходимо защищать и реализовывать это достоинство каждого человека. Мы делаем это через права человека.

Заинтересованы в других подобных статьях?

Подпишитесь на RightsInfo и подпишитесь на нас в Facebook и Twitter, чтобы получать больше новостей, обзоров и информации о правах человека.

Изображение для этого поста было проиллюстрировано Элли Коллинз, одним из иллюстраторов RightsInfo.

Достоинство – Другие этические принципы – Определения и подходы – Этика

Ссылки и определение достоинства

Ссылки на право и защиту достоинства или человеческого достоинства можно найти в нескольких национальных, европейских и международных конвенциях и хартиях, а также в нескольких конституциях и национальных законах. Примеры включают Хартию основных прав Европейского Союза и Конвенцию о правах человека и биомедицине.Согласно первой, люди имеют право на жизнь, на личную неприкосновенность, не подвергаться рабству или принудительному труду, а также не подвергаться пыткам, унижению или унижению (Холмерова и др., 2007). Некоторые из этих аспектов достоинства могут быть взаимосвязаны. Например, Каплан (2010) утверждает, что пытки могут оттолкнуть людей, поскольку они часто связаны с унижением или унижением.

Однако понятие достоинства трудно определить (Холмерова и др., 2007; Horton, 2004; Marmot, 2004).Были даже заявления, что это бессмысленный лозунг и бесполезная концепция в биоэтике, которую можно свести к вопросам, связанным с уважением к личности и автономией (Macklin, 2003 в Caplan, 2010). Более того, существует значительное совпадение с концепцией личности в том смысле, что мнения расходятся относительно того, является ли это врожденным качеством человека или чем-то, что даровано или приписывается человеку, что вызывает несколько вопросов, таких как:

• Является ли достоинство собственностью отдельного человека или того, как другие реагируют на него или на нее?
• Может ли отношение к человеку повлиять на достоинство человека? (Сурок, 2004)
• Может ли достоинство быть неотчуждаемым, но в то же время может быть утрачено или разрушено? (Якобсон, 2007)

Ответы на эти вопросы неясны, поскольку существуют конкурирующие определения достоинства и, как Holmovera et al.(2007) отмечают, что зачастую легче определить, что представляет собой нарушение достоинства, чем привести примеры того, что такое достоинство. Джонатан Манн, например, разделил нарушения достоинства на четыре категории: 1. игнорирование или недостаточное признание; 2. быть замеченным, но только как член группы; 3. непроизвольное нарушение личного пространства; 4. унижение (цитируется по Horton, 2004).

Тем не менее, было несколько попыток дать определение достоинству. Это было описано как:

• нечто несводимое, превосходящее политические, экономические и культурные различия, что было даровано людям Богом и которое является «моральной основой нашего общего человечества и, таким образом, в конечном итоге универсальных прав человека» (Sacks, 2002)
• на основе способности проявлять волю и выбор (Пико делла Мирандола, 1468)
• «(абсолютная внутренняя ценность), с помощью которой он требует уважения к себе от всех других разумных существ в мире» (Кант, 1797)
• является неотъемлемой характеристикой человека, его можно субъективно ощущать как атрибут личности и проявлять в поведении, которое демонстрирует уважение к себе и другим (Jacelon et al., 2004)
• поддержание социальных условностей и приличия, а также право (и обязанность) автономии и самоконтроля (Caygill, 1990)
• общественная ценность человека (Гоббс, дата)
• сила духа и тела (Уоллстонкрафт, 1792 – об определении истинного достоинства и человеческого счастья)

Основываясь на обширном обзоре литературы, Якобсен (2007) суммировал некоторые из различных и, казалось бы, противоречивых способов восприятия достоинства разными авторами, например, как объективный феномен и субъективный феномен, что также является внутренним. как внешнее, безусловное и статичное, но также условное и динамическое, неотъемлемое, но также дарованное человеку или достигнутое.Также был отмечен ряд наименований, таких как базовое достоинство, человеческое достоинство, социальное достоинство и личное достоинство, которые также могут сбивать с толку, но Якобсон (2007) утверждает, что их можно объединить в две основные концепции, а именно человеческое достоинство и социальное достоинство. Эта классификация на две взаимосвязанные концепции может также внести некоторую ясность в эти, казалось бы, противоречивые свойства различных концептуализаций достоинства.

Человеческое достоинство

Человеческое достоинство (иногда называемое немецким термином Menschenwürde ) относится к неотъемлемой и неотъемлемой ценности каждого человека, которую нельзя уничтожить, отнять или измерить.Он ни от чего не зависит и не обусловлен. Он просто является результатом человеческого существования и может относиться к отдельным людям, группам или людям как к виду. Есть два подхода к пониманию человеческого достоинства: религиозный и светский. Первый основан на убеждении, что люди занимают особое место в мире, каким мы его знаем, и что человеческая жизнь священна. Следующие выдержки, взятые из документов, связанных с католической церковью, являются примерами этого:

«215 Каким бы ни был прогресс в технологиях и экономической жизни, в мире не может быть ни справедливости, ни мира, пока мужчины и женщины не осознают, насколько велико их достоинство; ибо они созданы Богом и являются детьми Божьими.
Mater et Magistra , (Христианство и социальный прогресс), Энциклическое письмо Папы Иоанна XXIII, 1961 г.

«11 человек волеизъявлено Богом; на них запечатлен образ Бога. Их достоинство исходит не от работы, которую они делают, а от личности, которой они являются.
Centesimus Annus , (Сотый год), Энциклическое письмо Папы Иоанна Павла II, 1991 г.

«В центре всех католических социальных учений – превосходство Бога и достоинство человеческой личности.Человеческая личность – самое яркое отражение присутствия Бога в мире; вся работа Церкви в поисках справедливости и мира направлена ​​на защиту и поощрение достоинства каждого человека. Ведь каждый человек не только отражает Бога, но и является выражением творческой работы Бога и смысла искупительного служения Христа. Вызов миру , Конференция католических епископов США, 1983 г. »

(Источник: Кооператив католических учебных программ Восточного Онтарио, 2005 г.)

Светский подход к человеческому достоинству обычно ассоциируется с кантианской и неокантианской философией, которая подчеркивает рациональность и способность людей действовать как моральные агенты, а также равенство и необходимость относиться к людям с уважением.Однако можно утверждать, что достоинство нельзя сводить к вопросу автономии, поскольку очень маленькие дети или люди с умственной отсталостью будут исключены (Bostrom, 2008).

Социальное достоинство

Социальное достоинство также можно разделить на две категории: собственное достоинство и достоинство в отношениях (Jacobson, 2007). Достоинство самого себя включает в себя чувство серьезности, приличия, самоуважения или уверенности в себе, которые можно развивать и развивать, но, предположительно, также можно утратить.Он возникает через социальное взаимодействие в определенном социальном контексте (то есть в историческом контексте, месте и времени).

Достоинство в отношениях описывает способ, которым воспринимаемая ценность и достоинство человека отражается обратно в контексте взаимодействия. Самоуважение в значительной степени зависит от того, что отражается в ответе других людей, с которыми человек вступает в контакт на основе их восприятия слов или действий. Те, кто добился социального достоинства, могут быть вознаграждены знаками уважения, но в социальном достоинстве можно отказать, потерять, поставить под угрозу, получить, сохранить, наделять или добиваться.

Некоторые авторы признают два разных типа достоинства. Определение достоинства Кейджиллом (1990) как поддержание социальных условностей и приличия, а также права (и обязанности) автономии и самоконтроля, похоже, объединяет концепцию социального достоинства с концепцией светского человеческого достоинства. Точно так же Колнаи описал два типа достоинства. Первое, «человеческое достоинство» было связано с личностью, а второе, «достоинство как качество», состояло из трех основных характеристик: 1. хладнокровие и сдержанность, 2.отчетливость и неуязвимость, 3. безмятежность с силой самоутверждения, которая не ограничивается людьми, поскольку это может также относиться к животным, пейзажам и даже произведениям искусства (Bostrom, 2008; Holmerova et al., 2007).

В контексте деменции социальное достоинство может оказаться под угрозой, поскольку трудности общения приводят к постепенному нарушению вербального общения и во многих случаях к снижению значимого взаимодействия. Это, в свою очередь, может угрожать личности и, следовательно, человеческому достоинству, если человек перестанет считаться истинно человеком.По этой причине, когда у человека тяжелое слабоумие, ответственность за поддержание общения и социального взаимодействия с ним / ней должны лежать на друзьях и опекунах.

Перейти к основному содержанию Поиск

Поиск

• Где угодно

Быстрый поиск где угодно

Поиск Поиск

Расширенный поиск

• Войти | регистр

Пропустить главную навигацию Закрыть меню ящика Открыть меню ящика Домой

• Подписка / продление
  • Учреждения
  • Индивидуальные подписки
  • Индивидуальные продления
• Библиотекари
  • Тарифы, полные платежи Пакет Чикаго
  • Полный охват и охват содержимого
  • Файлы KBART и RSS-каналы
  • Разрешения и перепечатки
  • Инициатива развивающихся стран Чикаго
  • Даты отправки и претензии
  • Часто задаваемые вопросы библиотекарей
• Агенты
  902 и платежи
  • Полный пакет Chicago
  • Полный охват и содержание
  • Даты отправки и претензии
  • Часто задаваемые вопросы агента
• Партнеры по издательству
  • О нас
  • Публикуйте у нас
  • Публикация новых журналов
  tners
• Обновления из прессы
  • Подпишитесь на уведомления eTOC
  • Пресс-релизы
  • Медиа

• Книги издательства Чикагского университета
• Распределительный центр в Чикаго
• Чикагский университет

• Положения и условия
• Заявление об издательской этике
• Уведомление о конфиденциальности
• Доступность Chicago Journals
• Доступность вузов

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

• Свяжитесь с нами
• Запросы СМИ и рекламы
• Открытый доступ в Чикаго

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

Человеческое достоинство: основная руководящая ценность правозащитного подхода к рыболовству?

Основные моменты

•

Правозащитный подход к рыболовству в настоящее время сталкивается с несколькими концептуальными ловушками.

•

Человеческое достоинство – это дополнительная концепция, которая может помочь смягчить эти ловушки.

•

В этой статье подробно рассматривается связь между правами человека и человеческим достоинством.

•

В конечном итоге права человека должны быть направлены на повышение достоинства рыбаков / сообществ.

•

Человеческое достоинство может служить основополагающей ценностью для реализации прав человека.

Реферат

Недавно правозащитный подход стал центральным в управлении рыболовством как ответ на ограничения прав частной собственности в снижении незащищенности и уязвимости рыбаков и рыболовных сообществ.Несмотря на его растущее принятие в международно-правовых рамках и среди организаций гражданского общества, концептуальные недостатки правозащитного подхода к рыболовству (т. Е. Его неолиберальные тенденции и пренебрежение коллективными правами и социальными обязанностями), порожденные критической наукой, остаются в значительной степени нерешенными, что приводит к практические соображения относительно того, принесет ли такая структура в конечном итоге пользу рыбакам на суше. Чтобы внести свой вклад в дискуссию, эта статья представляет собой подробное обсуждение перспективы прав человека путем введения концепции человеческого достоинства.В частности, в нем утверждается, что человеческое достоинство с его более широким концептуальным охватом и глубиной могло бы выступать в качестве фундаментальной ценности, с помощью которой можно было бы смягчить некоторые недостатки правозащитного подхода. Цель здесь скорее наводящая, чем окончательная, и направлена ​​на то, чтобы подчеркнуть связь, которая не была четко установлена ​​между правами человека и человеческим достоинством. Я утверждаю, что повышенное внимание к человеческому достоинству может создать более широкую поддержку правозащитного подхода и, в конечном итоге, способствовать его эффективности в рыболовстве.

Ключевые слова

Подход к правам человека

Человеческое достоинство

Управление рыболовством

Неолиберализм

Коллективные права

Социальные обязанности

Рекомендуемые статьиЦитирующие статьи (0)

Copyright © 2015 Автор.

No related posts.