Воспитание провинциальных девушек конца 19 века – XVIII- XIX :

Содержание

Домашнее воспитание девушки-дворянки – РУССКАЯ ИСТОРИЯ

А. Е. Рыбакова, студентка Ленинградскго государственного университета им. А. С. Пушкина, участница конкурса «Наследие предков – молодым. 2008».

Работа публикуется в журнальном варианте

В первой половине XIX века домашнее образование в России определялось как вид «частного учения» и было весьма распространено среди поместных дворян и духовенства. Представители привилегированных сословий проживали главным образом в поместьях, вдали от городов – центров сосредоточения общеобразовательных учебных заведений. Кроме того, считалось, что в казённых школах уровень воспитательного процесса нередко был ниже желаемого.

Домашнее образование отвечало уже устоявшейся традиции воспитания и первоначального обучения детей «просвещённого меньшинства». Домашнее воспитание ограничивалось грамотой, французским языком, знанием светских манер и пением романсов. Изучив всю эту премудрость, девушка начинала «ловить» женихов.

Постепенно складывался новый идеал образованной дворянской девушки, которой надлежало следить за новинками науки, литературы и искусства, всю жизнь заниматься самообразованием. Такая женщина должна была научиться говорить на любую тему, прекрасно излагая свои мысли, владеть одним-двумя иностранными языками. Родители отдавали девушек в полное распоряжение француженок-гувернанток, рассчитывая, что их дочери будут хорошо говорить по-французски, играть на фортепьяно, танцевать. В моду вошли высокомерное и презрительное отношение ко всему русскому и восхищение перед образованной Европой.

В сравнении с провинциалкой столичная аристократка могла получить лучшее домашнее образование, поскольку у родителей был широкий выбор учителей. План домашнего обучения ни в чём не уступал плану женских учебных заведений. Разумеется, само по себе наличие гувернантки ещё не гарантировало высокого уровня преподавания тех или иных дисциплин.

Обязательным для благовоспитанной девицы стало считаться знание французского, английского и немецкого языков, умение играть на фортепьяно, рукоделие, краткий курс Закона Божия, истории, географии и арифметики, а также кое-что по части истории французской литературы. Ходить по улице одним, без сопровождения воспитательницы и ливрейного лакея, не полагалось не только девочкам, но и взрослым барышням.

В стандартном пособии «Жизнь в свете. Дома и при дворе» указывалось: «Обладающий в высшей степени знанием света и приличия не только бывает человеком изящным, достойным, вежливым, но он уже терпелив, снисходителен, доброжелателен к низшим, почтителен к высшим, он чувствителен, он не оскорбляет никого никогда». Предполагалось с детства воспитывать в детях учтивость, вежливость, благопристойность.

Девочек старались отучить от болтливости, излишней жестикуляции, суеверий и привить осторожность, сдержанность в выражениях, умение внимательно слушать и тихо говорить. Вместе с тем в светском обществе нужно было уметь вести салонную беседу.

Влияние иностранных гувернанток было особенно заметно в строгом подходе к режиму дня и питания. Гувернантка вставала в семь часов утра и приучала воспитанников ложиться спать в девять вечера. Вставали рано и завтракали, обед в час дня, в четыре – одно сладкое блюдо, в восемь вечера – ужин, в девять ложились спать. Всё это происходило отдельно от взрослых. Общение со взрослыми воспринималось как награда. С восьми начинались уроки, потом часов в одиннадцать ходили гулять, затем чтение, в час ланч, уроки до четверти четвёртого. Затем следовало переодеться к обеду. Свободные часы проходили в телесных упражнениях. В семье домочадцы собирались только утром за чаем, гувернантка «показывала родителям отметки за вчерашние уроки, и, смотря по обстоятельствам, они выражали своё одобрение или порицание: “хорошо, братец, порадовал меня”, а если баллы плохи, то детям выражали недовольство. Поэтому они очень ценили похвалу и очень уважали своих родителей».

Хорошие манеры были обязательны: нарушение этикета, правил вежливости, внешнего почёта к старшим не допускалось и строго наказывалось. Дети и подростки никогда не опаздывали к завтраку и обеду, за столом сидели смирно, не смея громко разговаривать или отказываться от какого-нибудь блюда. Впрочем, это нисколько не мешало процветанию шалостей вроде тайной перестрелки хлебными шариками или толчков ногами.

Гувернантки строго следили за питанием воспитанниц и позволяли давать не более пяти блюд, которые должны состоять из супа, пирожков к нему, жаркого, овощей и десерта. Все остальное считалось совершенно лишним. Пища должна быть проста, без пряностей и особенных подливок. Если воспитанница брала слишком большие порции, её стыдили за жадность; когда это не помогало, жаловались родителям. Время еды регулировалось: между каждым приёмом пищи должно было пройти около четырёх часов. В остальное время есть девушкам не позволяли.

В первых десятилетиях XIX века одним из условий правильного воспитания считалось приучать детей есть всё без разбора. Отвращение к неприятной пище уничтожали по большей части страхом и наказаниями.

Физическое состояние молодых дворянок также не оставалось без внимания. Девушек из богатых дворянских семей воспитывали по-спартански: холодные обтирания по утрам, плавание, узкая жёсткая походная кровать. Чрезвычайно важными для поддержания хорошей физической формы были прогулки. Гулять ходили обычно в центр города или подальше от городского шума в лес, где иногда девочкам позволялось побегать. Особую роль в воспитании играло ограничение физической активности и подвижности девочек, особенно запрещалось лазить по деревьям.

Во время прогулки с молодой девушкой разговаривали как можно больше и считали, что именно отношение воспитателя к прогулке формирует любовь или нелюбовь воспитанницы к ней. Прогулки совершались ровным шагом, не спеша и не торопясь, при этом гувернантка держала воспитанницу за руку. Если же девушка решала идти одна, то гувернантка шла, не опережая и не отставая от неё. Во время всей прогулки гувернантка и молодая дворянка разговаривали о том, что встретится на пути достопримечательного: о церквях, монастырях, музеях, библиотеках, арсеналах, дворцах, парках, больницах.

Девушке не позволялось заглядываться по верхам и бессмысленно перебегать глазами с одного предмета на другой, толкать прохожих, спотыкаться или терять свою шляпу. Прогулка превращалась в тяжелое испытание. «Меня с детства приучали всегда смотреть вперед и наблюдать, не идёт ли кто-нибудь из знакомых», – вспоминала Наталья Борисовна Долгорукая.

Прогулки зависели от погоды, и лишь англичанки готовы были совершать их при любых условиях. В плохую погоду физические упражнения делали в помещении или в специально оборудованной для этого комнате. Девушки ежедневно занимались гимнастикой, но их ограждали от излишнего рвения, ограничивая нагрузку, чтобы избежать травм.

Девушек учили верховой езде и плаванию, приглашая специальных учителей. Из игр наиболее полезной считали лапту. Катание на санках с горки из-за высокого травматизма считалось занятием скорее вредным, чем полезным. Было не принято играть с детьми в азартные карточные игры. Им прививали отвращение к картам, рассказывая поучительные истории о разорившихся игроках и прочих бедствиях от пагубной страсти к карточной игре. Среди полезных выделяли игру «Гусёк»: в развлекательной форме детей знакомили с названиями городов, местностей и именами исторических лиц.

В жизни юных дворянок немаловажное место занимали развлечения. В то время дети получали много подарков от родителей, родных и друзей дома. По произведениям художественной и мемуарной литературы мы хорошо представляем себе, как проводили досуг в аристократических семействах.

Гувернантки сопровождали детей в театры, на балы и концерты. В жизни дворянства бал – это не просто вечер танцев, а своеобразное общественное действо, форма социальной организации дворянского сословия. На балу совершались сделки, завязывались романы, здесь составлялось общественное мнение о человеке. Танцы были организующим звеном бального ритуала, определяя и стиль общения, и манеру разговора.

«Устраивались специальные детские балы, на которые съезжалось от 60 до 80 детей. Сопровождавшие гувернёры и гувернантки усаживались за отдельным столом, а хозяева дома, где устраивался бал, ужинали с отцами и матерями приглашённых». Такое вращение в обществе с детства приучало девушек к большому свету. Если небольшой бал устраивался в родительском доме, дети 10–12 лет не только присутствовали на нём, но и танцевали вместе со взрослыми.

Вывозить в большой свет девушку начинали с 16–17 лет. К этому времени она уже прекрасно умела не только танцевать, но и вести себя в специфической обстановке бала. Первый бал был первым официальным раутом, в котором девушка участвовала на правах взрослой, она должна была заявить о себе и начать завоевание положения в свете.

Родители часто организовывали досуг для детей, особенно если жили в усадьбе, вдали от столичного шума. Очень часто старшие играли в карты, а домашняя молодёжь, к которой присоединялись юные гости обоего пола, от души веселилась в зале и гостиной, устраивала шарады и другие игры, танцевала под аккомпанемент кого-либо из своих. Устраивались и домашние музыкальные вечера.

Летнее время было свободно от классных занятий, однако его проводили с пользой. Занимались разведением цветов, собирали гербарии, наблюдали за работой ветряной и водяной мельниц, учились у крестьян разводить домашнюю птицу. Так воспитанниц учили видеть прелесть окружающего мира и благодарить за всё это Бога.

Одним из обязательных компонентов воспитания было обучение девочек живописи и музыке. Дети высокопоставленных аристократических семей брали уроки не просто у хороших учителей, а непосредственно у композиторов, видных художников как у себя на Родине, так и за границей. В силу своего положения высшее сословие само являлось заказчиком и главным потребителем произведений искусства.

Этой культурой был пронизан весь его быт: архитектура дворцов-усадеб, их интерьер, насыщенность непосредственного общения с музыкой и литературой как обязательными атрибутами высшего света.

rus-istoria.ru

ОБРАЗОВАНИЕ И ВОСПИТАНИЕ ДВОРЯНСКИХ ДЕВУШЕК В XVIII – НАЧ. ХIХ ВЕКА.

Автор(ы) статьи: СУРЕНСКАЯ М.С.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

женское образование, институт благородных девиц, Смольный институт, «Воспитательное общество», образовательная концепция, воспитанницы.

Аннотация:

В статье рассматривается процесс обучения и воспитания дворянских девушек в XVIII – нач. ХIХ века, которое осуществлялось в домашних условиях, либо в государственных учебных заведениях.

Текст статьи:

В настоящее время в нашем демократическом государстве юридический статус гражданина не зависит от его половой принадлежности. Сейчас можно говорить о том, что мужчина и женщина имеют равные права и свободы, а также равные возможности для их реализации.

Но так было не всегда, и не так давно женщины стали равны с мужчинами в правах. Говоря, о рассматриваемой нами теме, следует отметить, что не всегда женщины в России имели право на получение образования, так как право на получение образования всегда считалось привилегией мужчин.

Что касается женского пола, то долгое время целью жизни, а одновременно предназначением подавляющего большинства женщин, рассматриваемого периода, было выполнение роли супруги, матери, хозяйки дома. Эти функции, естественно, нельзя сбрасывать со счетов, так как многие женщины играли немаловажную роль в своей семье, а особенно в жизни супруга, помогая, например, в продвижении по карьерной лестнице, способствовали укреплению его общественного положения. Но для того, чтобы качественно осуществлять эту функцию женщине все чаще требовалось наличие образованности. Например, обращаясь к истории, можно вспомнить тот факт, что уже при Петре I такой вопрос, как замужество, был связан с образованием. Своим специальным указом император предписывает: «неграмотных дворянских девушек, которые не могут написать хотя бы свою фамилию, — не венчать»[1].

Однако образование дворянских девушек зависело и от других обстоятелтств, среди которых одним из главных аспектов, влияющим на процесс обучения, выступало имущественное состояние семьи, и как следствие ее положение в обществе, а иногда процессу обучения препятствовала и удаленность поместья от городских центров. Таким образом, дворянские семьи, имеющие сравнительно небольшой достаток, занимались обучением своих детей самостоятельно. Этим процессом в основном занимались старшие сестры, братья или родители. М.К.Цебрикова в своей автобиагрофической статье «Страницы из истории нашего женского домашнего образования» вспоминала, что «русскому языку, т.е грамматике, учила мать, арифметике, географии и истории – отец»[2].

В связи с этим обстоятельством домашнее женское образование существовало и развивалось в рамках свободного семейного уклада. Само понятие «семья» твердо связывалось с детьми, рождение и воспитание которых составляло главный смысл повседневной жизни провинциального дворянства, видевшего в своем, нередко многочисленном, потомстве подтверждение и залог жизненного благополучия. «Политика» в этой деликатной сфере сообразовывалась, прежде всего, с представлениями родителей о подобающем образовании их дочери, содержание которого во многом определялось дворянской культурой. Таким образом, родители не стремились отдалить от себя детей, напротив, они считали своим долгом их «воспитание и приготовление к благородному житию»[3]. Это выражалось, помимо прочего, в постоянном общении, будь то ежедневный приятием пищи или семейные вечера в гостиной, когда в полной мере проявлялось скромное обаяние жизни в провинциальной дворянской усадьбе.

Родители были первыми наставниками девочек в вере. От матери дочь узнавала о существовании Бога, именно она учила ее молиться, соблюдать посты, читать православную литературу. Эти знания были необходимы для духовного и гармоничного развития личности, они хотя бы немного, отстраняли подрастающее поколение от влияния окружающего мира, где приоритетом все чаще служил материализм.

В семье юные дворянки учились от родителей правилам поведения и первым знаниям об окружавшем их мире, а также самому главному — любить свое отечество и служить ему, чтить свою «малую родину», ценить родных и близких людей, пронося атмосферу домашнего тепла через всю жизнь, чтобы позднее воссоздавать ее для собственных детей.

Кроме знаний необходимых девушке для полноценной и счастливой жизни, родители старались обучить общеобразовательным дисциплинам. Обычно к данным предметам относилось обучение навыкам разговора на одном или двух иностранных языках — чаще, французском и немецком, обучение грамотности, правилам арифметики, начальным сведениям по истории, географии. Также обязательным для молодой дворянки считалось приобретение навыков игры на каком-либо инструменте, рисования, пения, умение грациозно танцевать.

Особую роль в процессе домашнего образования играло чтение, в основном французской литературы. Из книг юные дворянки черпали то, что было понятно их сердцу, соответствовало мечтательности. Образы прекрасных рыцарей, окрыляли юное воображение и согласовывались с душевной чистотой девушки. На примере литературы родители старались провести параллель между отрицательными явлениями поэтического мира, часто схожими с окружающей действительностью, и образами светлыми и непорочными.

Следует отметить, что при всех стараниях и желании родителей заниматься обучением и воспитанием своих детей, часто им не хватало времени на осуществление данной функции и поэтому для девушек нанимали наставниц, т.е. гувернанток, а иногда и учителей.

Так как жизнь дворянской девочки с ранних лет протекала в усадьбе и ограничивалась ее территорией. Приглашенные наставницы девушек, в силу осуществления своей деятельности, обладали знаниями о мире, существующем вне стен «родового гнезда». Они могли поведать девушкам о жизни простых людей, например, о святочных крестьянских играх, свадебных обрядах дворовых людей, или жизни соседнего цыганского табора. Иноземная гувернантка олицетворяла собой другие культурные традиции, результаты, влияния которых должны были формировать в сознании юной дворянки реальные представления об окружающем мире.

Но, к сожалению, приглашение «людей со стороны» невсегда положительно влияло на процесс образования и воспитания юных дворянок. По воспоминанием Г.Ф. Головачева «найти хорошего учителя или учительницу было тогда очень трудно, ибо контингент педагогов наших отечественных был крайне ограничен…»[4].

Вследствии этого обстоятельства, среди воспитателей и учителей дворянских дочерей оказывались иностранцы, которые, к сожалению, часто бывали людьми несоответствующих профессий – актерами, солдатами, иногда даже лакеями, кучерами и парикмахерами. Естестественно, такие люди, не обладавшие педагогическими навыками и, часто даже необходимыми знаниями, мало чему могли научить своих воспитанников. Но даже, если иностранные учителя и были достаточно образованными людьми, тем не менее отсутствие профессиональных знаний сказывалось на преподавании. Конечно, среди иностранных, учителей были и прекрасные педагоги, но их было незначительное меньшинство.

Многое в домашнем воспитании девушек зависило, прежде всего, от материального положения семьи, образованности самих родителей, а также от общего настроя семьи. Этот процесс достигал хороших результатов лишь в тех семьях, где достаточно образованные и просвещенные родители, обладавшие высокими моральными качествами, проявляли заботу о хорошем обучении и нравственном формировании своих детей.

Для наиболее обеспеченных и знатных дворянских семей альтарнативой домашнего образования и воспитания девушек, выступало обучение за границей или в государственных учебных заведениях. Тем самым, начало женского институтского образования в России связано с открытием в середине XVIII в. Смольного института благородных девиц в Санкт-Петербурге. Впоследствии во второй четверти XIX в. институты благородных девиц были открыты в Казани, Харькове, Нижнем Новгороде, Одессе, Киеве, Оренбурге и других городах.

Тем не менее, наиболее привилегированным институтом для обучения юных дворянок был Смольнйй институт благородных девиц или, как его первоначально называли «Воспитательное общество благородных девиц». Данное учебное заведение было основанно в 1764 г. в Воскресенском Новодевичьем монастыре, находившемся недалеко от деревни Смольной. История создания учебного заведения начинается в начале ХVIII в. На берегу Невы Петром I был построен Смольный двор, где добывалась смола для нужд Адмиралтейства, а при Елизавете Петровне Летний дворец, получивший название Смольного. Позднее здесь был основан Воскресенский женский монастырь и в 1764 г. часть монастырских корпусов была передана Екатериной II «Воспитательному обществу благородных девиц». В 1797 г. по ряду причин монастырские помещения, в которых располагался институт были закрыты, а в остальных его помещениях было образовано общество дворянских вдов так называемый «Вдовий дом». Но институт вследствии днных обстоятельств не прекратил свое существование. Для него в 1806 — 1808 гг. было выстроено специальное трехэтажное здание.

По первоначальному замыслу «Воспитательное общество» должно было принимать не более двухсот девушек дворянского происхождения с 6-7-летнего возраста, которые и в течение 12 лет были полностью изолированы от семьи, постоянно находясь в институте.

Определяющее роль при создании образовательной концепции института, а также в годы его первоначальной деятельности сыграл государственный деятель Иван Иванович Бецкой (1704-1795), человек, имевший европейское образование и проживший значительную часть жизни за границей. Он разработал ряд проектов по воспитанию подрастающего поколения. Смольный институт, по замыслу Бецкого, призван был создать новый тип дворянки, отличающейся высокой степенью образованности. Им был создан обширный план умственного, физического и нравственного воспитания девушек обучающихся в институте.

Воспитанницы института делились на 4 группы, каждой из которых соответствовал свой возраст: первая группа – от 6 до 9 лет; вторая группа – от 9 до 12 лет, третья – от 12 до 15 лет; четвертая – от 15 до 18 лет.

Помимо довольно широкой программы общеобразовательных предметов, в нем значительное место занимали эстетические дисциплины такие как рисование, музыка, танцы. Кроме того, эстетические принципы занимали ведущую роль при формировании внешнего вида девушек. Руководство позаботилось о том, чтобы каждой из групп соответствовал определенный цвет выдававшейся воспитанницам форменной одежды: первой – кофейный, или коричневый, второй – голубой, третьей – серый, четвертой – белый.

Организация образовательного процесса в институте было направлено на всестороннее развитие юной дворянке. Тем самым, во многом культурную природу женского институтского образования характеризует соотношение в нем религиозного и светского начал. Во главу угла ставилось религиозное воспитание, целью которого было «заблаговременно посеять и вкоренить в сердцах благоговение, то есть безмолвное почитание христианского благочестия» посредством регулярного посещения церкви и слушания Евангелия. [5]. Для девушек обязательным было соблюдение ежедневных молитвенных правил, заключавшихся в совершении утренней молитвы до начала занятий и вечерней – перед отходом ко сну.

Продолжительность сна зависела от возраста девушек и составляла для первого класса девять часов, для второго — восемь, для третьего — семь с половиной, для четвертого — шесть с половиной. Тем самым юных дворянок приучали к бодрствованию как важному с христианской точки зрения элементу духовной жизни. Все воспитанницы вне зависимости от возраста должны были подниматься утром в одно и то же время, причем очень рано — в шесть часов. Благодаря такому раннему пробуждению и на молитву, что традиционно входило в представление о благочестии русской дворянки, девочки с детства привыкали к неизменному и «жесткому» распорядку дня.

Получение дворянскими девушками в стенах Смольного института элементов духовного воспитания способствовало укоренению в их сердцах особой религиозной настроенности, которую некоторые из них многими усилиями и трудами проносили в себе через всю последующую жизнь. Обращаясь к письмам бывших смолянок, в полной мере отражающих их православное мироощущение и определявшийся этим их образ жизни, можно сделать вывод, что посещения храмов, причащения, дела милосердия были частой деятельностью наряду со светской обыденностью.

Помимо этого, преподавались иностранные языки, русский язык, арифметика, география, история, а в третьей группе – даже архитектура, опытная физика и геральдика. Наравне с основными дисциплинами чтобы сделать воспитанниц хорошими хозяйками и матерями, их обучали шитью, вышиванию, ведению домашнего хозяйства.

Следует отметить и тот факт, что освоение основ чтения и письма на разных языках не только являлось необходимым условием последующего обучения, но и предопределяло его приоритеты. Знание языков и литературы являлось для дворянки основой гуманитарной образованности, предопределявшей в дальнейшем способность к устному и письменному общению как важнейшим проявлениям ее «социальности». Участвуя в процессе коммуникации, она реализовывала важную роль в трансляции социального опыта, включавшего воспитание детей, воспроизводство культурно-бытовых традиций и др.

При этом необходимо отметить свойственное девушкам, получившим институтское образование более качественное, чем у сверстниц, воспитанных дома, знание русского языка. Примерно до 20-х гг. XIX в. дворянки, получавшие домашнее образование по-французски, заметно отличались по своим познаниям в области отечественной словесности от институток, образовательная программа которых включала обязательное изучение родного языка. Этому свидетельствует тот факт, что сохранившиеся в частных дворянских архивах письма воспитанниц и бывших выпускниц институтов написаны в целом с точки зрения современной русской орфографии и пунктуации более грамотно, нежели письма девушек, не имевших институтского образования.

Но, тем не менее, следует отметить, что некоторое сходство с воспитанием в домашних условиях имело место быть. Это выражалось, прежде всего, в том, что у девушек, обучавшихся в институте, также были наставницы сродни гувернанткам. Так как процессу воспитания уделялось большое значение, им занимались больше всего классные дамы, т.е воспитательницы, которые «вели свой класс от поступления в институт до его окончания»[6]. Так как наставницы жили в институте, они имели возможность круглосуточно наблюдать своих подопечных, быти в курсе их интересов и вкусов, семейного положения. Классные дамы следили за поведением воспитанниц, их внешним видом, манерами.

Однако главной целью воспитания, как упоминалось выше, являлось формирование «нового типа» дворянской женщины, образованной, эстетически развитой, способной занять весомое место в светской жизни [7]. Для этого девушкам преподавались рисование, музыка, танцы, а для девушек старшего возраста – правила и теретические основы светского поведения.

Наряду с теорией реализовывалось и практическое приобщение воспитанниц к светской жизни. По желанию императрицы Екатерины II и в самом институте, и в домах петербургских вельмож (Бецкого, Головиных и др.) устраивались балы, спектакли, на которых присутствовали воспитанницы Смольного института. Особенно торжественные вечера, балы, спектакли, в стенах учебного заведения организовывались по окончании учебного года, на которые приглашались придворные, иностранные послы, знатное дворянство, высшие военные чины. Воспитанницы демонстрировали свои успехи в музыке, пении, танцах. Эти навыки помагали воспитанницам, после оканчания института цевелизованно и грамотно вести себя в высших кругах, выйти удачно замуж, а впоследствии помогать своему супругу добиваться новых вершин в карьерном росте.

Несмотря на положительные моменты в организации институтского образования имелись и некоторые недостатки. Они были связанны с постоянным контолем со стороны наставниц девушек, ограничением общения с семьей, а особенно с условиями организации быта учебного заведения. Несмотря на постоянное внимание государства к Смольному институту, всетаки ощущался недостаток финансирования, что приводило к недостаточно хорошей организации быта института. Следствеем такого положения являлось плохое питание и обучение в постоянном холоде, который существовал в классных комнатах.

Вся атмосфера института и старания преподавателей, классных дам и начальства призваны были воспитывать у институток определенный моральный кодекс, основанный на развитии верноподданнических чувств, официальной набожности, сознания привилегированности своего сословия.

Следует сказать и о том, что при этом еще одним несовсем положительным моментом было воспитание верноподданнического мировоззрения, которое нередко перерастало в настоящий культ царя и членов царской семьи. Это выражалось в постоянном внушение детям идеи божественности и величия не только царской власти, но и личности самого монарха. Наряду сэтим пышные празднования так называемых «царских дней» (т.е дней рождения императора и императрицы), посещение института членами царской семьи, организовывавшиеся со всевозможной торжественностью. Наконец, поездки во дворец, которых удостаивались воспитанницы петербургских институтов – все это не могло ие действовать на детскую впечатлительность и не приводить к экзальтированному обожанию монарха и его семьи. Будущие матери дворянских семей впитывали эти чувства с ранних лет и передавали затем своим детям.

Другим несовсем положительным моментом институтского воспитания было стремление оградить девушек от всякого познания «прозы жизни», что должно было якобы способствовать особой чистоте их нравственного облика. На деле это приводило не только к полному непониманию современных общественных и социальных проблем, но и к абсолютной беспомощности в житейских ситуациях. Часто забавная наивность институток нередко оборачивалась подлинной трагедией, когда девушкам приходилось сталкиваться с той жизненной прозой, от которой так старательно их оберегали в институте и миновать которую невозможно в действительности.

С течением времени количество институтов благородных девиц увеличивалось. В 1797 г. в Петербурге и в 1802 г. в Москве были открыты два Екатерининских института. В них принимали девиц из небогатых и незнатных дворянских семей. После Отечественной войны в 1813 г. в Петербурге на Васильевском острове был учрежден так называемый Патриотический институт, предназначенный для дочерей штаб- и обер-офицеров, принимавших участие в военных действиях. Затем в него стали принимать и детей чиновников. В 1829 г. по образцу Патриотического был создан для дочерей младших обер-офицеров не из потомственных дворянских семей Павловский институт. Он помещался на Фонтанке близ Обуховского моста. Институты благородных девиц были открыты также в Москве, Харькове, Казани, Астрахани, Нижнем Новгороде, Саратове, Одессе, Оренбурге, Киеве, Тифлисе и других городах.

Следует, тем не менее отметить, что несмотря на некоторые отрицательные моменты все же женское институтское образование способствовало гармоничному и всестороннему развитию молодой девушки дворянского происхождения, социокультурной адаптации дворянки, формально открывая перед ней определенные жизненные перспективы и возможности для их реализации. Образованная женщина многими невидимыми нитями, в качестве матери, дочери, жены, воспитательницы или просто гражданки влияла на все стороны жизни своей семьи. Наряду с этим женское институтское образование, что немало важно, служило своеобразным отражением дворянской сословной культуры.

Подводя итог, рассматриваемой темы, можно говорить о том, что в ХVIII – ХIХ вв. было положено начало женскому профессиональному образования, которое в настоящее время существует и развивается в одной плоскости с образованием сильного пола.

Список использованной литературы:

1. Иконников В.С. Русская женщина накануне реформы Петра Великого и после нее. – Киев, 1874. – с. 68
2. Цебрикова М.К. Страницы из истории нашего женского домашнего образования.// Русская школа, 1893. т. 1, № 5/6, с. 28.
3. Яковкина Н.И. Русское дворянство первой половины ХIХ века. Быт и традиции.//. – СПб.: «Лань», 1997. – 158 с.
4. Головачев Г.Ф. Отрывки из воспоминаний.// Русский вестник, 1880. Т.149, № 10 – с. 719
5. Даринский А. В. Высшие учебные заведения старого Петербурга. – СПб, 2002 – с. 89
6. Жерихина Е. И. Остров Благотворительности – Смольный — СПб, 2009 – с. 78
7. Чайковская О.Г. Воспитание «новой породы» людей (об одном социальном эксперименте) ХVIII в.// Социалогические исследования, 1987., № 2, с 77.

analiculturolog.ru

Как воспитывали девушек в институтах благородных девиц

Без сомнения, такой результат был вовсе не тем, чего хотела достичь их основательница, невестка Екатерины II императрица Мария Фёдоровна. Напротив, царица мечтала о том, чтобы покончить с дремучим невежеством женщин российского дворянства. Она хотела вырастить буквально поколение новых дворянок, наполненных благородными чувствами и мыслями, не разделяющих суеверия своих матерей и бабок. Предполагалось, что новые матери благородного сословия будут растить и более прогрессивных и образованных детей.

Несмотря на название, в институтах благородных девиц образование получали, во-первых, отнюдь не высшее, во-вторых, не только девушки из дворянских семей. Девочки благородного происхождения могли быть приняты на казённый счёт, без оплаты – но на эти места был конкурс. Кто будет учиться из подавших прошения, определял не экзамен, а самый обычный жребий – он назывался баллотировкой. Кроме того, в некоторых институтах определяли на казённое место тех, кто успел прошение подать раньше прочих. Дочери купцов, казачьих офицеров и почётных граждан могли учиться наравне с юными дворянками, но исключительно за свой счёт.

На места, оплачиваемые казной, девочек принимали в возрасте с 10 до 12 лет. За оплату брали и девочек 9 (в подготовительный класс) и 13 лет. Всего им предстояло отучиться семь классов, причём начать с седьмого – он считался самым младшим. А вот выпускницы были первоклассницами. Всего с 1764 года в России было открыто 30 институтов, самым престижным из которых был Смольный. Но и в нём, забегая вперёд, порядки царили примерно те же, что в любом другом заведении.

Педагогические приёмы по отношению к девочкам-институткам серьёзно шокировали бы современного родителя.

Вырванные из семьи и общества

Прежде всего, большинство институтов были пансионами. Только четыре полуоткрытых института (Донской, Нижегородский, Керченский и Тамбовский) давали девочкам выбор – посещать занятия, приходя из дома, или ночевать в дортуарах. Конечно, были дни, когда девочек могли навещать родственницы. Но большую часть истории учреждений учениц не отпускали на каникулы. Они должны были провести 7-8 лет в стенах института.

В дни посещений ни о каких свободных разговорах не могло быть и речи. Воспитательницы внимательно следили, чтобы девочки вели себя чинно и не проболтались о чём-нибудь неприятном. Письма к родственникам тоже внимательно прочитывались.

Такая изоляция от семьи имела целью изолировать и от дурных нравов, царящих во многих помещичьих домах. С учётом того, что девочки практически не видели и никаких других не относящихся к школе людей – например, перед прогулкой учениц в парке парк обязательно закрывали от других посетителей – получалось, что дети росли говорящими Маугли. Они не только ничего не понимали в жизни общества и теряли эмоциональную связь с самыми близкими родственниками. Они в лучшем случае застывали в своём эмоциональном и социальном развитии на уровне доинститутского периода. В худшем – понимали и считали жизненно важными исключительно правила, придуманные учительницами и самими ученицами, переходили на понятный только им самим жаргон, развивали в себе нарочно особую чувствительность вплоть до истеричности. За неимением возможности проживать события, которые давали бы пищу чувствам, девочки проживали сразу чувства, научившись раздувать их буквально на пустом месте.

Девочки также были совершенно не готовы к тому, чтобы вести хозяйство (а ведь не каждая из них потом выходила замуж за богатого мужчину, способного содержать штат домашней прислуги). Конечно, многим институткам приходилось волей-неволей учиться зашивать платья и бельё, поскольку ткань и швы выдаваемых бесплатно формы и сорочек не отличались качеством.

Настоящим мучением были обязательные к ношению бесплатные казённые корсеты. Вместо стальных пластин они держали форму за счёт изогнутых тонких дощечек. Дощечки скоро начинали ломаться, топорщиться щепой, больно впивались в рёбра и царапали кожу.

В программу также часто включалось домоводство. На уроках девочки должны были готовить простые и полезные блюда, научиться обращаться с продуктами питания, вышивать. На деле кухарка, обучавшая барышень, боялась, что они обожгутся или испортят еду, и девочкам оставалось на уроке только надеяться на свою наблюдательность – руками им не давали делать практически ничего.

Что касается вышивки, хорошей шерсти (и, тем более, шёлка) часть не выдавали. Если девочка не могла попросить у родителей купить расходные материалы, большую часть урока она воевала со рвущимися нитками. Хорошо вышивали только те, кто научился заранее, дома. Но радоваться им не стоило. Часто институтское начальство заставляло умелиц вышивать с утра до вечера, в ущерб урокам, чтобы потом похвастаться, каких мастериц воспитывает, преподнося вышивки девочек в храм или важным людям. Показушность вообще была важнее реальной работы.

Невзгоды укрепляют и дисциплинируют ребёнка

О здоровье девочек заботились по самым передовым методикам того времени. В XVIII – XIX веке считалось, что детям полезно наедаться, особенно мясом, и полезно находиться на холоде. Он их делает крепкими и дисциплинированными.

На деле это означало, что девочки жили впроголодь. Кормили их очень скудно. Это влияло не только на телосложение, делая его, как, скорее всего, видели это воспитательницы, изысканно-хрупким. Жизнь впроголодь очень влияла на психику. Мысли девочек постоянно вертелись вокруг добычи еды. Любимым приключением было отправиться на кухню и стащить там немного хлеба. Те, кому родители выдавали деньги, посылали тайком за пряниками или колбасой прислугу, притом посланник брал за свои услуги непомерно высокую цену, пользуясь безвыходным положением детей.

Вплоть до конца девятнадцатого века девочкам предписывалось спать в холоде, под тонким одеялом. Если мёрзнешь, укрыться сверху пальто или надеть что-то было ни в коем случае нельзя – надо было приучаться быть стойкой. Умывались только холодной водой. На уроках девочки сидели в платьях с сильно открытым горлом, без пелеринки, невзирая на время года, а классы зимой протапливались очень плохо. Девочки постоянно болели. Правда, в лазарете они получали возможность поесть вдоволь и согреться, так что болезни, как ни парадоксально, способствовали их выживанию и физическому развитию.

Нередко самые младшие ученицы от нервов и холода страдали энурезом. Таких девочек могли выводить стоять в столовой на глазах у всех с привязанной на шею испачканной простынёй. Считалось, что это её исправит. Помогало мало, но за дело брались одноклассницы. Каждая, кто просыпалась ночью, будила больную подругу, чтобы та сходила в туалет. Но девочек в дортуаре было несколько десятков, и от такой заботы бедняжка страдала депривацией сна и нервным истощением.

Предполагалась и развивающая физическая нагрузка. Каждый день, в любую погоду, девочек выводили гулять, кроме того, они занимались бальными танцами. Однако на прогулках мало где разрешали побегать или просто посмотреть сад. Чаще прогулки превращались в марширование парами по дорожкам, без права на живой разговор, разглядывание цветов и жуков, подвижные игры. Правда, на бальных танцах девушек всё же серьёзно муштровали. Но и они становились мучением, если у родителей девочки не было денег, чтобы купить ей нормальную обувь. Казённая была сделана на “отвали”, в ней было больно и неудобно даже ходить, не то, что танцевать.

Танцы предполагалось тренировать на ежегодных балах в честь праздников. На этих балах девочкам выдавалось немного сладостей. В то же время, строго следили, чтобы дети не смеялись громко, не дурачились, не играли. Стоило хоть немного увлечься, разойтись, и праздник сворачивали.

Оценки – не главное, главное – кто кого обожает

За неумением и невозможностью строить нормальные отношения, институтки занимались “обожанием”. Они выбирали учителя или старшую ученицу как объект обожания и демонстрировали свои чувства максимально экзальтированно. Например, могли облить одежду объекта флакончиком духов или кричали при встрече вслух “Обожаю!” – за что их обязательно наказывали. Могли есть мыло, нарочно не спать ночами, пробираться ночью в церковь молиться до утра. Смысл? Никакого. Просто лишения «во славу». В том и романтика.

Травля, групповой бойкот в случае каких-то конфликтов или в качестве меры порицания за, например, неумение быстро и аккуратно одеться были нормой. Это никак не пресекалось учителями, а иногда даже поощрялось.

Что касается уровня обучения, хотя в программу входило немало предметов, на деле единственное, что твёрдо знала выпускница института, были иностранные языки. В их отношении девочек муштровали круглосуточно, а вот успеваемость по остальным предметам была почти неважна. Словесности, истории и другим дисциплинам институток учили спустя рукава. То есть невозможно сказать, что выпускницы, хотя и были оторваны от мира, хотя бы блистали зато знаниями.

Девочки постоянно оценивали друг друга по загадочным для внешнего наблюдателя критериям и исходя из оценки выстраивали отношения. Самым понятным критерием была красоты. Старшеклассницы постоянно решали, кто в их кругу первая по красоте, кто вторая и так далее. Считалось, что самые красивые первыми выйдут замуж.

Хорошими манерами они тоже долго не могли похвастаться. Убегать, испугавшись человека, экзальтированно разговаривать о каком-то пустяковом и отвлечённом предмете, нагнетать истерику на ровном месте, пугаться до обморока – вот поведение, с которым у общества ассоциировались институтки. Мемуаристка Водовозова вспоминает, что её мать вышла замуж сразу после института за первого мужчину, с которым разговорилась и который обещал ей устроить настоящий бал на свадьбе. Она не сочли его поведение нисколько странным и непристойным, хотя на самом деле оно было именно непристойным – так нахраписто за девушками ухаживать было не принято.

Некоторый поворот от всех этих обычаев закрытых женских институтов совершился в самом конце девятнадцатого века, когда выдающийся российский педагог Ушинский затеял реформы. Но очень скоро его проект свернули, и мир институток остался прежним. Многие современные дети удивляются странной слезливости и надрывности героинь певицы мира пансионов для девочек Лидии Чарской. Но в её персонажах нет ни капли лжи, гротеска, ненатуральности. Именно таковы были девочки вокруг неё, когда Лидия сама училась в институте. И не по своей вине.

источник

Если вам понравился пост, пожалуйста, поделитесь ими со своими друзьями! 🙂

musthaveforyou.mediasole.ru

Образование и воспитание дворянских девушек в XVIII нач. ХIХ века Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ОБРАЗОВАНИЕ И ВОСПИТАНИЕ ДВОРЯНСКИХ ДЕВУШЕК В XVIII – НАЧ. XIX ВЕКА.

СУРЕНСКАЯ МАРИНА СЕРГЕЕВНА

аспирантка тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина

Аннотация: в статье рассматривается процесс обучения и воспитания дворянских девушек в XVIII – нач. Х1Х века, которое осуществлялось в домашних условиях, либо в государственных учебных заведениях.

Ключевые слова: женское образование, институт благородных девиц, Смольный институт, «Воспитательное общество», образовательная концепция, воспитанницы.

В семье юные дворянки учились от родителей правилам поведения и первым знаниям об окружавшем их мире, а также самому главному – любить свое отечество и служить ему, чтить

свою «малую родину», ценить родных и близких людей, пронося атмосферу домашнего тепла через всю жизнь, чтобы позднее воссоздавать ее для собственных детей.

Для наиболее обеспеченных и знатных дворянских семей альтарнативой домашнего образования и воспитания девушек, выступало обучение за границей или в государственных учебных заведениях. Тем самым, начало женского институтского образования в России связано с открытием в середине ХУШ в. Смольного института благородных девиц в Санкт-Петербурге. Впоследствии во второй четверти XIX в. институты благородных девиц были открыты в Казани, Харькове, Нижнем Новгороде, Одессе, Киеве, Оренбурге и других городах.

Тем не менее, наиболее привилегированным институтом для обучения юных дворянок был Смольнйй институт благородных девиц или, как его первоначально называли «Воспитательное общество благородных девиц». Данное учебное заведение было основанно в 1764 г. в Воскресенском Новодевичьем монастыре, находившемся недалеко от деревни Смольной. История создания учебного заведения начинается в начале ХУШ в. На берегу Невы Петром I был построен Смольный двор, где добывалась смола для нужд Адмиралтейства, а при Елизавете Петровне Летний дворец, получивший название Смольного. Позднее здесь был основан Воскресенский женский монастырь и в 1764 г. часть монастырских корпусов была передана Екатериной II «Воспитательному обществу благородных девиц». В 1797 г. по ряду причин монастырские помещения, в которых располагался институт были закрыты, а в остальных его

помещениях было образовано общество дворянских вдов так называемый «Вдовий дом». Но институт вследствии днных обстоятельств не прекратил свое существование. Для него в 1806 — 1808 гг. было выстроено специальное трехэтажное здание.

Определяющее роль при создании образовательной концепции института, а также в годы его первоначальной деятельности сыграл государственный деятель Иван Иванович Бецкой (17041795), человек, имевший европейское образование и проживший значительную часть жизни за границей. Он разработал ряд проектов по воспитанию подрастающего поколения. Смольный институт, по замыслу Бецкого, призван был создать новый тип дворянки, отличающейся высокой степенью образованности. Им был создан обширный план умственного, физического и нравственного воспитания девушек обучающихся в институте.

Продолжительность сна зависела от возраста девушек и составляла для первого класса девять часов, для второго – восемь, для третьего – семь с половиной, для четвертого – шесть с половиной. Тем самым юных дворянок приучали к бодрствованию как важному с христианской точки зрения элементу духовной жизни. Все воспитанницы вне зависимости от возраста должны были подниматься утром в одно и то же время, причем очень рано – в шесть часов. Благодаря такому раннему пробуждению и на молитву, что традиционно входило в представление о благочестии русской дворянки, девочки с детства привыкали к неизменному и «жесткому» распорядку дня.

оборачивалась подлинной трагедией, когда девушкам приходилось сталкиваться с той жизненной прозой, от которой так старательно их оберегали в институте и миновать которую невозможно в действительности.

Подводя итог, рассматриваемой темы, можно говорить о том, что в ХУШ – XIX вв. было положено начало женскому профессиональному образования, которое в настоящее время существует и развивается в одной плоскости с образованием сильного пола.

Список использованной литературы:

1. Иконников В.С. Русская женщина накануне реформы Петра Великого и после нее. – Киев, 1874. – с. 68

2. Цебрикова М.К. Страницы из истории нашего женского домашнего образования.// Русская школа, 1893. т. 1, № 5/6, с. 28.

3. Яковкина Н.И. Русское дворянство первой половины XIX века. Быт и традиции.//. – СПб.: «Лань», 1997. – 158 с.

4. Головачев Г.Ф. Отрывки из воспоминаний.// Русский вестник, 1880. Т.149, № 10 – с. 719

5. Даринский А. В. Высшие учебные заведения старого Петербурга. – СПб, 2002 – с. 89

6. Жерихина Е. И. Остров Благотворительности – Смольный – СПб, 2009 – с. 78

7. Чайковская О.Г. Воспитание «новой породы» людей (об одном социальном эксперименте) XVIII в.// Социалогические исследования, 1987., № 2, с 77.

cyberleninka.ru

Как воспитывать девочек: советы из 19 века

Образование прошлых веков отличалось от сегодняшнего, особенно в отношении женщин. Считалось, что им нужно меньше научных знаний в пользу бытовых умений. Эпоха Просвещения изменила эти представления, тем интереснее будет «заглянуть» в прошлое. Здесь выбраны любопытные фрагменты из книги XIX века о воспитании девочек.

Книга «Руководство к физическому и нравственному воспитанию женского пола» была издана в России в 1825 году. Написана она Эразмом Дарвиным в 1797 году. Дарвин – английский врач, изобретатель и писатель. Как сторонник Просвещения он выступал за доступность образования для женщин, а ещё он дед Чарльза Дарвина. В 1821 году книгу дополнил Кристоф Вильгельм Гуфеланд – в частности лейб-медик прусского короля Фридриха Вильгельма III. На русский с немецкого языка её перевёл московский доктор медицины Иван Зацепин.

Первая четверть XIX века характеризуется развитием относительно широкого образования в России. В 1804 году был принят устав, который предписал создать общую светскую систему образования от училищ и гимназий до университетов. Она должна была быть всесословной и государственной. Но по факту сделать это не получилось. Доступность образования среди разных слоёв населения, в сельской местности и городах была разной. Но это было продолжением реформирования образования, ранее начатого Екатериной II, которое заложило основу системы отечественного всеобщего образования. В 1828 году была принята новая реформа, которая сократила число обязательных предметов, вводила молитвы перед уроками и преподавание закона Божьего несветскими учителями.

Девочек в училища и гимназии принимали. Однако для женщин это образование было менее доступным, чем для мужчин. Их предпочитали воспитывать дома. В 1800 году среди получающих общее образование в училищах было около 9% женщин (1,8 тысячи человек). Через 60 лет для девочек были созданы отдельные женские гимназии, где обязательных предметов было меньше, чем в обычных государственных учреждениях. А по-настоящему широким общее образование для барышень стало только в XX веке.

«Руководство…» было предназначено, конечно, для высших слоёв общества. Людей, которые умели читать, имели средства и время для образования девочек. В книге это не скрывается. Несмотря на то, что она была написана в конце ещё XVIII века в Англии, её советы были вполне актуальны в России весь следующий век:

***

Домашнее воспитание женщин есть самое лучшее. Посему очень нужно, чтобы все распоряжения и в учебных заведениях (пансионах) как можно более подходили на обыкновенные домашние.

***

Для детей женского пола особенно нужны следующие душевные качества:

послушание, признательность,
сострадание,
правдивость,
благоразумие, правота, целомудрие,
постоянство,
воздержанность.

***

Изучение Французского и Немецкого языков, или по крайней мере одного из них, существенно принадлежит к образованию женского рода, ибо эти языки не трудны, на них много сочинений важных для образования ума и вкуса, они нужны для обращения с иностранцами или в путешествиях, сверх того изучение их принадлежит к хорошему тону в свете.

***

Высшие части Арифметики и Алгебра слишком отвлеченны, а потому исключаются из области воспитания женщин.

***

Поскольку души очень скоро выучиваются играть в карты и через это приобретают первые понятия о 10 числах, то кажется, что эта игра могла бы очень много облегчить изучение счисления и возбудить нужную для этого деятельность ума. Предполагаю однако, что воспитатели примут надлежащие меры для того, чтобы дети не получили страсти к игре. Поэтому карты больше похваляются при домашнем воспитании, нежели в школах, где труднее заметить и отвратить влияние на страсти.

***

Гораздо лучше, когда молодая особа умеет столько играть петь, танцевать, что может тем доставить удовольствие себе и своим друзьям, нежели когда она обладает таким талантом, который возбуждает удивление публики. Ибо тень излишнего уважения этих внешних совершенств рождает подозрение, что пренебреженны внутренние, более существенные качества.

Не надо забывать, что главная цель изучения танцам состоит в том, чтобы дети умели держать себя прямо и приобрели легкость и грацию в движениях, а не в изучении театральных скачков, которые столько же вредны для здоровья, как и для нравственности молодых девиц, и которые придают их танцам странный вид, не соответствующий их невинности.

***

Так как знатные женщины имеют много свободного времени, то очень благоразумно делают их родители, что заранее учат их разным полезным и приятным искусствам. Ибо занятие этими искусствами украсит уединение женщины, и она, находя удовольствие в самой себе, не будет искать его в многолюдных обществах, от чего её счастье не будет зависеть от произвола других.

***

Что касается до романов, то лучше всего, если молодые девицы совсем не читали их. Те времена, когда не знали романов, были счастливее наших: тогда девицы были благонравнее, женщины домовитее и вернее, браки благополучнее и разводы реже. Это очень понятно. Они располагают молодых людей к мечтательности, возбуждают и питают страсти, поселяют такие чувства, которые прежде были ими совсем неизвестны.

***

Девицам нужно иметь некоторые сведения о природе. Отчасти для образования ума для того, чтобы не показаться смешными в обществе. Отчасти же – что важнее всего – для предохранения себя от суеверия, к которому женщины от природы более склонны мужчин и против которого нет лучшего средства, как правильное понятие о силах и явлениях природы.

***

Для женского пола особенно похваляется Ботаника, ибо изучение сей науки доставляет приятное занятие в рисовании, возвышает мысли о естественной красоте и очищает суждение о совершенстве женских работ.

***

Нужно быть очень осмотрительными в выборе исторических книг для воспитанниц, чтобы не дать им таких, которые написаны в духе Вольтерианского легкомыслия и вольнодумства, к которым принадлежит даже всемирная история Беккера. Гораздо лучше, по примеру древних, совершенно отделить священную и церковную историю от политической и излагать её особенно, так же как светскую историю более направлять к тому, чтобы она усиливала нравственное чувство и поселяла веру в Божеское Провидение, правящее течением всех вещей.

***

Молодую девицу должно заранее научить употреблять надлежащим образом деньги, беречь платье, особенно беречь самую драгоценную вещь – время. Самое лучшее для того средство, когда не поможет увещание, есть дать почувствовать самое вредное следствие небережливости. Надобно назначить и в точности соблюдать часы увеселения, также определить время для одевания и дать заметить девице, как смешно то, что многие дамы проводят лучшее своё время у туалета.

***

Полезно для девиц: прогулки, разные игры, соединённые сдвижением, игра в мяч, в волан, качанье, беганье и танцевание, летом на вольном воздухе, а зимою в комнатах; только не должно позволять им делать прыжки, ибо они могут произвести пороки в росте, причинить вывихи, переломы и т.п.

***

Молодые женщины должны заранее приучиться не оскорблять чувства девической стыдливости. Одежда должна так закрывать грудь и спину у детей, чтобы после всякое неблагопристойное обнажение тела было для них противно, даже невозможно. Больше всего должно наблюдать, чтобы одежда не была очень узка и где-нибудь не давила; твёрдая шнуровка совсем запрещается, разве можно позволить носить лёгонький корсет. Также не должно носить тесной обуви.

***

Не подвергаться влиянию солнечных лучей, особливо весною, и потому всегда выходить на воздух в соломенной шляпке и в перчатках. Также никогда тотчас после омовения не выходить на свободный воздух. При жесткости кожи лучше всего чаще умываться миндальным молоком, прибавляя к нему, при упорности этого порока, четвертую часть порошка Аронова корня, также мазать руки помадою, приготовленную из бычьего мозга. Детям, очень загоревшим от солнца, лучше всего умываться укропную водою.

***

Во время развития родотворной способности должно воздерживать девицу особенно от двух вещей, о которых так часто забывают: от долгого танцевания и от напряженного пенья. То и другое очень опасно тем, что может быть причиною прилива крови к лёгким, кровохарканья, воспаления лёгких, даже образования чахотки. Сверх того замечено, что искусственное напряжение орудий голоса, во время или перед раскрытием родотворной способности, может навсегда испортить голос.

***

На ум молодых людей несравненно сильное действие оказывают живые изображения примеров, нежели отвлеченные истины нравственной философии. Нужное благоразумие состоит в умении предохранить себя от злонамеренных людей. А потому особенно должно внушать молодым особам, чтобы они избегали знакомства с игроками, пьяницами и другими безнравственными людьми. Поскольку это благоразумие приобретается через познание людей, то можно давать читать детям такие книги, в которых изображены порочные характеры в отвратительном их виде. Однако при этом надобно остерегаться описывать людей слишком чёрными красками.

***

Когда мать или воспитательница грубо обходятся с дитём женского пола, то оно легко может получить жестокость в характере и видимую бесчувственность, которая сделает его менее любезными. Хотя от этого дитя приобретает больше душевной крепости, лучше стараться об этом тогда, когда оно будет постарше. Женщине не нужны и неприличны ни смелый, предприимчивый дух, порывающий к геройским деяниям, ни другая гордая непоколебимость, ищущая одобрения публики.

***

Проливать слёзы считается любезной слабостью и признаком женской нежности, особенно если женщина плачет при виде неотвратимого несчастья другого. Но когда молодая женщина разливается, так сказать, в слезах при маловажных неприятностях, случившихся с нею самой, то это показывает детскую слабость и заставляет думать других, что она неспособна переносить обыкновенные тягости жизни.

***

Признаком женской нежности считается боязливость. Но боязливость больше означает слабость, нежели нежность, и потому никогда не должно одобрять этого качества. Когда к боязливости присоединится ещё и жеманство, когда молодая женщина без памяти кричит при взгляде на паука или кузнечика, то эта трусливость делается несносным пороком, от которого должно отучать насмешками.

***

infourok.ru

Сексуальное воспитание девушек-дворянок: как это было

Девушки-дворянки, нежные создания. Знали ли они, что ждет их в первую брачную ночь и были ли готовы к этому? Попробуем разобраться.

Юные дворянки, нежные и чувствительные, воспитанные на высокой поэзии, падающие в обморок только лишь от намека на грубость – их тщательно оберегали от всего грязного и низменного, ограничивали общение с противоположным полом, и основной идеей было сохранение «чистоты». Но ведь они выходили замуж, рожали детей, более того, именно это считалось основным предназначением девушки. А что они знали о телесной составляющей брака? Как семья и общество готовили их к исполнению супружеских обязанностей? Здесь можно выделить три хронологических периода.

Первая половина XIX века – полное незнание

Да, именно так. Никакого сексуального воспитания в семье и тем более в обществе не было. Даже намек на подобное был недопустим. К тому же отношения в дворянской семье были всегда довольно сдержанными и отстраненными.

Ни одна мать никогда не заговорила бы об этом с дочерью, а девочке даже в голову не могло прийти спрашивать ее о таких непотребных вещах. Тема плотской жизни считалась постыдной и была табуирована для девочек. Для мужского пола ситуация была другой, но девушек оберегали от «грязи». Парадокс заключался в том, что при этом их учили кокетничать и нравиться.

В обществе царил культ любви мужчины и женщины, но без какого-либо упоминания физической стороны этого. Девушки были убеждены, что дети появляются от поцелуя или в результате обряда венчания и когда они сталкивались с реалиями первой брачной ночи, то это часто приводило к трагикомичным случаям. Например, одна юная жена прямо в ночной рубашке и босиком убежала домой и кричала, что муж делает с ней что-то отвратительное и скотское.

В итоге задача полового просвещения откладывалась до брака и возлагалась на мужчин. Делали они это по-разному и иногда весьма нелицеприятными способами. Например, была распространена практика, когда муж занимался сексом с дворовой девкой при юной жене, чтобы продемонстрировать ей процесс. Конечно, это кажется очень неприятным, но такова была реальность.

Вторая половина XIX века – изменения в обществе

Россия переживает серьезные изменения практически во всех сферах общественной жизни. По сути, начинается переход от средневековых норм и устоев к капитализму. Начинает меняться и отношение к роли женщины в обществе – появляется понимание того, что женщина пригодна не только для семьи и деторождения, но вполне в состоянии быть успешной и в других сферах.

В литературе появляются произведения, в которых уже говорится не только о духовной любви. Например, «Крейцерова соната» Л. Толстого. Этим произведением Толстой ввел в литературу тему физического влечения. Появляются переводные книги по анатомии и физиологии. То есть у девушек-дворянок появляется больше возможностей получить информацию об этой стороне жизни. Однако ничего не меняется в семье. По-прежнему тема физиологии и плотской любви находится под запретом. Да, девушки в это время несколько больше осведомлены о том, что их ждет после брака, но знания эти очень скудные и неопределенные.

Смоленский помещик Шарапов сохранил в своем архиве разговоры со знакомыми мужчинами – почти все они говорили, что в первую брачную ночь практически насиловали своих жен, потому что те представления не имели об интимных отношениях. Можно сказать, что сексуальное просвещение по-прежнему задача мужчин и уже после брака. В некоторых случаях жених мог дать своей невесте, еще до свадьбы, книги в которых рассказывалось о сексуальных отношениях, но общей картины это не меняло. Лишь в начале следующего столетия ситуация серьезно улучшилась.

Начало XX века – перелом

Прорыв в сексуальном просвещении произошел после революции 1905 года. В литературе появлялось все больше произведений, в которых эротике и чувственности отводилось немалое место. Девушки все чаще читали таких писателей, как Куприн, Арцыбашев, Л. Андреев. Эротика прорвалась и в повседневную жизнь – газеты пестрели объявлениями об интимных знакомствах, спектакли в театрах содержали откровенные сцены, кинематограф почти весь был посвящен любовной тематике. Стали появляться научные труды, в основном переводные, о физиологии интимных отношений.

Можно сказать, что у юных девушек появилось много возможностей пополнить свой багаж знаний об это стороне жизни. Самой консервативной оказалась семья, но и в ней стали происходить изменения. Все больше и больше родителей начали общаться со своими детьми на щекотливые темы хотя и сталкивались с общественным осуждением такого воспитания, но остановить процесс было уже невозможно. Девушки-дворянки становились все более информированными, свободными и раскрепощенными.

В заключение можно сказать, что сексуальное просвещение шло в ногу с изменениями в отношении к женщинам в целом. Чем больше приходило понимание, что женщина абсолютно равноправный человек, тем больше возможностей они получали для познания всех сторон жизни.

umnaja.ru

А. В. Белова. «Четыре возраста женщины»: повседневная жизнь русской провинциальной дворянки XVIII

КУЛЬТУРА ПОВСЕДНЕВНОСТИ

А.В. Белова

«ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА ЖЕНЩИНЫ»: ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ РУССКОЙ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ ДВОРЯНКИ XVIII – СЕРЕДИНЫ XIX В.1

1. Проблематика и методология

«История повседневности» – направление, возникшее в немецкой историографии; во Франции сходное положение занимает «история ментальностей». В отличие от традиционной, событийно-политизированной истории, оперирующей процессами и структурами, это – «история изнутри», история, «пережитая» индивидом (с. 21, 50).

Монография написана в рамках тендерного подхода, предполагающего, что представления о «мужском» и «женском» являются социальным конструктом (с. 146). Автор исходит из существования «двух полюсов, двух несходящихся систем ценностей – “мужской” и “женской”. Под “мужским взглядом” публичный героизм перевесит домашнее тиранство, под “женским” – наоборот» (с. 9). Несколько далее, однако, автор констатирует, что «женщины вынужденно усваивали “мужской” взгляд на себя» (с. 11).

1 БеловаА.В. «Четыре возраста женщины»: Повседневная жизнь русской провинциальной дворянки XVIII – середины XIX в. – СПб.: Алетейя, 2009. – 479 с. -(Серия «Гендерные исследования»).

Базой исследования послужила прежде всего «женская автодокументальная традиция», т.е. частная переписка (в значительной части неопубликованная), мемуары и дневники. Женская эпистолярная и мемуарная традиция существенно отличается от мужской. Мемуаристы-мужчины «в большинстве своем преследовали цель вписать себя <…> в общественный, <…> государственный <…>, исторический контекст». В мужских автобиографиях «можно вообще не встретить той самой “пережитой” истории, с которой и отождествляется повседневность» (с. 47).

В письмах дворян-мужчин «акцент почти всегда делается на описание очевиднособытийного, причем эта внешняя по отношению к мужчине как к субъекту событийность практически никогда не связана с внутренним миром его собственной эмоциональности». Напротив, «для женщины написание писем – постоянно возобновляющееся переживание собственной субъективности» (с. 48). Для женщин характерно установление горизонтальных связей, создание «сети отношений» вместо акцентирования властной вертикали (с. 48).

Гендерную систему российского дореформенного дворянства автор характеризует как «патриархатную, но с сильной материнской властью» (с. 146). Определяющую роль в воспроизводстве традиционного дворянского быта играли именно женщины (с. 64).

«Когда девочка-дворянка вступала в мир, культура заранее “знала”, что с ней произойдет, и кем она станет. В этом смысле дворянское сообщество императорской России <…> являло собой пример традиционного общества» (с. 9). Автор считает возможным говорить о «дихотомии дворянской культуры, обращенной одной стороной к традиционному русскому быту, а другой – к западноевропейским образцам»; при этом «провинциальные миры воплощали глубинный пласт корневой культуры, который либо вообще не был затронут европеизацией, либо подвергся ей весьма поверхностно» (с. 73). Провинциальные дворянки оказывались в позиции двойной, а то и тройной маргинальности: как нестоличные жительницы по отношению к столичным дворянкам, как женщины по отношению к «своим» мужчинам, как нестоличные женщины по отношению к столичным мужчинам (с. 76). Впрочем, грань между столичными и провинциальными дворянками благодаря сезонным миграциям была подвижной (с. 75).

2. Детство

«Детство» – понятие исторически, культурно и этнически обусловленное. «В равной мере справедливо считать его и гендерно обусловленным» (с. 85). Условная возрастная граница детства дворянки до середины XIX в. составляла 12-14 лет; 15-летняя девушка считалась «взрослой барышней» (с. 148).

В XVIII в. появились детские портреты, при этом вплоть до последнего 30-летия XVIII в. подчеркивался социальный статус портретируемых, а не их детский возраст (с. 108-109). Ребенок воспринимался как «уменьшенная копия» взрослого. Детское лицо и пространство, детская одежда и подвижность не фиксировались взглядом взрослого. На портретах нет ни интерьеров детских комнат, ни детских игрушек, ни вообще чего-либо, что идентифицировалось бы с детством как особым периодом жизни.

«Осознания самоценности, самозначимости и самодостаточности детства как уникального этапа жизненного цикла все еще не существовало. Детство воспринималось, по-видимому, как нечто недостаточное, “неполноценное”, как неизбежность, которую нужно “быстрее” пережить» (с. 118). Следует также иметь в виду высокую в то время детскую смертность. «Поэтому детство в глазах взрослых иногда оказывалось призрачным, эфемерным этапом жизни, о котором не следовало задумываться всерьез» (с.118).

И лишь позднее ребенок становится частью эмоционального мира взрослых, а любовное отношение к детям стало демонстрироваться как в частном, так и в публичном пространстве. С 1820-1830-х годов дети, портретируемые отдельно от взрослых, почти всегда изображались в специфическом детском пространстве или в окружении атрибутов детства (с. 141).

Если принадлежность портретируемых девочек к женскому полу была очевидна, то в случае изображения мальчиков пол ребенка не выявлен столь же однозначно. Маленьких мальчиков-дворян изображали в длинных платьицах; эта традиция сохраняется вплоть до конца XIX в. «Неразличение» пола ребенка вплоть до двухлетнего возраста трактовалось дворянками как ангелоподобность и своего рода «бесполость» (с. 114-115). Таким образом, «женское» понималось как «естественно данное», а «мужское» – как «социально приобретаемое» по мере взросления и фиксируемое самим отличием от «женского».

«Детскость», отождествлявшаяся с «недостатком пола», признавалась скорее за мальчиками, чем за девочками (с. 116-117).

С Екатерининской эпохи начинается усвоение педагогических идей Руссо, согласно которому детство обладает самостоятельной ценностью как «естественное состояние» человека. И все же призыв Руссо «Дайте детству созреть в детях!» относили прежде всего к воспитанию мальчиков (с. 94). Складывающийся в эти годы образовательный канон «асимметричен» в гендерном отношении: обучение девочек точным и другим наукам не предполагалось (с. 99-101). В последнюю треть XVIII в. появились книги (главным образом переводные) и периодические издания для детского чтения. На рубеже веков эта литература начинает дифференцироваться по возрасту и полу детей. С конца 1820-х годов появляется женская литература для детей.

В XVIII в., да и позднее, не редкостью были дворянки, «боявшиеся» крика своих детей и трудностей ухода за ними. Такие матери стремились избавиться от присутствия своих дочерей или некоторых из них. В чужую семью девочку могли отдать также из-за недостатка средств. Дворянские девочки, матери которых умирали рано, отдавались на воспитание бабушкам или же в семьи родственников или знакомых, где были сверстницы-девочки и взрослые женщины (с. 151— 155, 171).

В своей семье девочки последовательно переходили с рук на руки кормилицы, няни, гувернантки. Нередко мать была эпизодическим персонажем, «гостьей» их детского мира. Отношение кормилиц и нянь к девочкам обычно положительно контрастировало с отношением всех остальных (с. 157-158).

С первой четверти XVIII в. в дворянских семьях появляются гувернантки – иностранки по происхождению. Подобно няням, гувернантки, воспитавшие не одно поколение девочек, могли восприниматься уже как члены семьи (с. 166). В случае совместного обучения сыновей и дочерей этим занимались гувернеры. «Если воздействие гувернера, как и сама его личность, были лишены каких бы то ни было властных интенций в отношении юных дворянок, то гувернантка, напротив, представала в памяти своих бывших воспитанниц фигурой, наделенной, а иногда и злоупотреблявшей, властью над ними» (с. 168). Впрочем, эта власть отнюдь не всегда воспринималась воспитанницами негативно.

В 1820-1840-е годы забота о детях стала составлять одну из

важнейших сфер повседневного попечения провинциальных дворянок; теперь они сами занимались с детьми, купали их и гуляли с ними (в гораздо меньшей степени это относилось к отцам) (с. 180, 183). Тем не менее вплоть до первой половины XIX в. за «точку отсчета» неизменно принимались интересы родителей. В отношении детей действовал принцип этажности: чем выше этаж, тем ниже статус. Вплоть до конца XIX в. верхние комнаты особняков, гораздо менее удобные (и менее здоровые), населялись детьми, приживалками и женской прислугой. Спуск девочки вниз означал выход из попечения гувернантки и приближение к матери (с. 119-121).

Воспитание в дворянских семьях было авторитарным и репрессивным. Особую роль играло ограничение физической активности и подвижности девочек, начиная с тугого пеленания младенцев и вплоть до запретов гулять, бегать, прыгать. В наказание девочку могли поставить в угол, на колени, запереть в темной комнате и даже бить и драть «за уши до крови». «Мемуаристки считали детство счастливым, если их “не наказывали понапрасну”» (с. 186-187).

Нередко в девочках с раннего детства воспитывали выносливость, способность рано вставать, терпеть боль и холод, обходиться грубой пищей. «Стереотипные культурные предписания диктовали более жесткое отношение и более высокие требования к девочкам, чем к мальчикам, <…> причем со стороны обоих родителей» (с. 187). В наиболее жесткой форме власть над детьми осуществляло «младшее» поколение взрослых – матери, отцы, гувернантки (с. 175). Репрессивные средства воспитания воспринимались детьми как обычные, привычные, «законные», ведь «в дворянской семье принуждение в той или иной форме и степени могло коснуться любого» (с. 191).

Образ детства в русской классической литературе вплоть до середины XIX в. определялся исключительно «мужским» взглядом. «У дворянского детства в России – «мужское лицо <…>. Детство героини, если оно описывалось, было существенно только формированием тех душевно-нравственных качеств, которые впоследствии оказывались оцененными героем-мужчиной» (с. 87). Однако и в сохранившихся женских мемуарах описания детства и детских переживаний более чем лаконичны (с. 93). Собственное детство мемуаристок идеализировалось либо изображалось в мрачных красках в зависимости, главным образом, от характера взаимоотношений с матерью (с. 149).

3. Институтское воспитание

Образованность барышни ценилась лишь постольку, поскольку помогала удачно выдать ее замуж (с. 219). В провинции женское образование долго считалось недостойной альтернативой замужеству, пригодной только для бедных дворянок (с. 257). При Екатерине II появились закрытые женские учебные заведения, и прежде всего – Смольный институт благородных девиц, основанный в 1764 г. для воспитания «новой породы матерей» (с. 256).

Институт должен был «примирить заимствованный из западной культуры тип светской женщины <…> с традиционным для России образом женщины-матери-жены-хозяйки» (с. 215). Впрочем, «национальная идентичность» смолянок выражалась почти исключительно в их принадлежности к православию, да еще в лучшем, чем у большинства прочих дворянок, владении русским языком (с. 204). По мнению А.Ф. Тютчевой, «религиозное воспитание заключалось исключительно в соблюдении чисто внешней обрядности» (с. 213), а по свидетельству Е.Н. Водовозовой, «к выпуску оставалось чрезвычайно мало девушек религиозных» (с. 211).

«Институтское детство <…>, будучи “просвещенческим” проектом и идеологическим продуктом российской власти, означало <… > утрату детства как такового, даже в тех ограниченных его проявлениях, которые были осознаны и доступны к тому времени. “Мир детства” как бы оставался за порогом Института <…>. Институт в еще большей степени, чем семья, выступал “полем” легитимизации власти и тендера» (с. 247).

Девочек «принимали в семью», возглавляемую Матап-начальницей, и выше – императорской четой. От родительских семей их отлучали почти полностью, «что следует расценивать как спекуляцию на наиболее чувствительных “рецепторах” детской эмоциональности. <…> Институтское детство облекалось в форму псевдосемейного уклада, построенного, однако, на отрицании каких бы то ни было достоинств семейного воспитания» (с. 248). Воспитанниц, даже самых маленьких, трактовали не как детей; не случайно их называли не девочками, а «девицами». «Институтское детство представляло собой своего рода переходную форму между собственно детством и девичеством, в которое девочки-институтки вынужденно психологически вступали раньше своих сверстниц, воспитывавшихся дома» (с. 248).

Взаимоотношения между девочками разного возраста и социального происхождения определялись оппозицией «дразнить» -«обожать», что выгодно отличало их от «неуставных» взаимоотношений в мужских, особенно военных учебных заведениях. Механизмы адаптации учащихся девочек и мальчиков были различны. «В первом случае речь шла о горизонтальной опеке, адаптации на основе уподобления, предполагавшей сделать “новенькую” “своей’, введя ее в “курс дела”. <…> Во втором случае имела место вертикальная иерархия, адаптация на основе противопоставления» (с. 230-231).

4. Девичество

Вплоть до 1780-х годов обычный брачный возраст дворянок составлял 14-16 лет (иногда даже 13), на рубеже XVIII-XIX вв. -17-18 лет, к 1830-м годам – 19-21 (с. 253). Во второй четверти XIX в. женщины уже могли вступать в первый брак в более зрелом возрасте – на третьем и даже четвертом десятке лет. Тем не менее и тогда стереотипы относительно брачного возраста оказывались консервативнее социальной практики. С повышением брачного возраста границы девичества расширялись. Для незамужних дворянок верхний рубеж девического возраста формально оставался открытым, что выражалось в сохранявшейся за ними юридической номинации «девица», а также социально предписываемого обозначения «старая дева» (с. 254).

«Девичество как жизненный этап осмыслялось в терминах социально навязываемого ожидания “решения участи”, отождествлявшейся исключительно с замужеством» (с. 255), а не как время внутреннего становления и обретения себя (с. 290). Представление о легитимизации зрелости исключительно посредством замужества поставили под сомнение лишь «девушки шестидесятых годов» XIX в.

В решении собственной «участи» сами девушки оказывались обычно пассивной стороной (с. 336). Заключение брака было не личным делом жениха и невесты, а делом двух дворянских родов (с. 312). При выборе невесты мужчина руководствовался не столько эмоциональными предпочтениями, сколько социально значимыми критериями (с. 311). При этом мезальянс дворянки осуждался обще-

ством гораздо сильнее, чем мезальянс дворянина, а несанкционированный выход замуж за иностранца карался так же сурово, как и участие дворян в политических заговорах (с. 297, с. 299).

Взросление дворянских девушек, особенно в провинции, было «запаздывающим». Причиной этому были: 1) эмоционально-психологическая зависимость от родителей и семейного круга; 2) тотальный контроль со стороны старших, жесткое ограничение свободы поведения и самовыражения; 3) сексуальная «непросвещенность» (с. 259). Любая информация на сексуальную тему блокировалась, включая почти единственный «самоучитель» в виде романов. Запрет на чтение романов действовал до 1860-х годов (с. 262-263).

«От дворянской девушки в браке ожидали и требовали того, к чему ее не только не готовили в девичестве, но и за что строжайше наказывали или порицали, категорически пресекая любую <…> возможность <…> обретения ею соответствующего жизненного опыта» (с. 279). Запрет на сексуальное взросление «легко объясним тем, что сексуальность женщины считалась принадлежностью не ее самой, а мужчины, чьей женой она должна была стать» (с. 290). Над дворянскими девушками довлело представление о телесном и сексуальном как о постыдном (с. 263). «Семья, культура и общество всячески препятствовали превращению их “детских” тел в “сексуальные”. Из дворянской девушки формировали куклу-ребенка, не осознающую ни своего тела, ни телесных желаний и возможностей, ни, следовательно, в полной мере собственной идентичности, соотносимой с полом» (с. 267).

Замужество дворянская девушка воспринимала прежде всего с религиозно-нравственной точки зрения – как «поле» новых обязательств. В ее глазах «брак обретал черты асексуального союза, основанного на эмоциональной привязанности и близости интересов, то есть наделялся характеристиками пубертатного представления о любви, не пережитой ею до брака» (с. 268-269).

И в качестве дочери, и в качестве жены, и в качестве невестки молодая дворянка была подчинена чьей-либо власти (с. 259). Превращение из дочери в жену «фактически, при отсутствии у девушек <…> навыков отстаивания собственной идентичности и <…> старшинстве супруга по возрасту, означало принятие роли дочери по отношению к мужу» (с. 258).

Только пройдя через «жернова» брачного опыта, не всегда

удачного, но вместе с тем и обретение собственной телесности, некоторые дворянки совершали «удачный» выход из подросткового периода и уже на новом уровне осознания себя вступали в более равноправные и гармоничные отношения в новом браке (с. 268).

5. Зрелость и старость

«Родильный обряд занимал центральное место в системе обрядов жизненного цикла дворянки <…> ввиду частой возобновляемости, большой социальной значимости и непредсказуемости исхода: своего рода пограничности между жизнью и смертью» (с.427). «Роды становились моментом своеобразной “инициации”, когда женщине следовало реализовать внушавшийся ей с детских лет и, так или иначе, накопленный опыт безропотного перенесения той самой, “сильной”, а именно: родовой боли» (с. 267).

Замужняя дворянка, не имевшая явных проблем со здоровьем, беременела постоянно на протяжении всего репродуктивного возраста. Обычное число рожденных в браке детей составляло 6-12 человек, и это не считая частых в то время выкидышей (с. 351). Матери взрослых дочерей нередко сами были еще способны рожать и «не стремились сменить позицию “матери”, так или иначе отождествляемую с сексуальной привлекательностью, на позицию “бабушки” – асексуального существа в характерном чепце» (с. 357).

Многократно повторявшиеся беременности (вплоть до 22) способствовали восприятию их как естественного физиологического и психологического состояния (с.355). Это опять-таки сближало дворянскую культуру с традиционной. «Беременность <…> превращалась из локализованного во времени аспекта в своего рода “контекст” женской повседневности, в антропологический фон бытия “по умолчанию”» (с. 360). В описях приданого нередко упоминаются иконы, помогающие благополучию супружества, но ни разу – иконы, помогающие зачатию, беременности и родам. Деторождение представлялось «процессом настолько “естественным’, что даже молитвенные усилия здесь <…> казались излишними» (с. 363).

Возраст первородящих женщин постепенно повышался. Дворянки поколения 1780-х годов, как правило, рожали уже не ранее 18 лет. В 1830-1840-е годы первородящей женщине было 20-23, но мог-

ло быть и 28, и даже 37 лет; впрочем, последнее казалось чем-то из ряда вон выходящим (с. 368). Даже при неудачном браке первая беременность, как правило, была желательной, но последние в череде многочисленных беременностей даже в благополучных браках воспринимались как нежелательные, что сказывалось на материнском отношении к детям (с. 374). Случаи добрачной беременности, судя по документам, в дворянской среде были крайне редки (с. 276-277).

Беременность, исключая самые поздние ее стадии, не воспринималась как повод к изменению привычного образа жизни (с. 383). Из-за этого, а также из-за крайне ненадежной диагностики беременности, преждевременные роды и выкидыши были столь же привычны, как и нормальное протекание родов (с. 393). «Чем выше был статус роженицы, тем более пассивное участие в собственных родах ей предписывалось и тем большему репрессирующему воздействию она подвергалась» (с. 408). Обычным поведением мужа было «сбывание с рук» жены, которая вот-вот должна была родить (с. 388).

Выкармливание детей грудью (исключая семьи, которые по бедности не могли содержать кормилицу) стало практиковаться в дворянских семьях на рубеже XVIII-XIX вв., а в середине XIX в. оно уже было нормой (с. 419-422).

Дворянка старше 50 осознавала себя «женщиной в летах» (с. 432). Женщина в возрасте 60 лет безапелляционно считалась «старой» или «старухой», «ее личностная характеристика практически исчерпывалась возрастными изменениями телесности» (с. 436). «Ограниченность возможностей атрибутировалась старости на ментальном и вербальном уровне даже тогда, когда фактически это было не так, и ресурсы как физической, так и социальной реализации <…> не были исчерпаны» (с. 439). Вместе с тем в старости дворянка нередко обретала экономическую независимость и широкие семейные полномочия (с. 431).

К.В. Душенко